Свет в окне
Обычно домой я добираюсь автобусом. Но иногда тоска по простору и дорогам забьется в душу, и тянет меня к пешей ходьбе.
Вот и сегодня выхожу задолго до наступления сумерек. Но пока прохожу первые дачные участки, а затем окраиной аэродрома добираюсь до Коньшино, октябрьский день начинает медленно угасать. Запад все больше разгорается малиновым огнем. Солнце, притянутое землей, прячется за горизонт. Вот вспыхнули и зарозовели поля и деревья. Краски сиреневой зари ярко проступили в закатном небе, и на фоне этой чудной музыки нежных и спокойных цветов отчетливо выделяются тонкие ветви голых берез.
Неудержимо надвигающиеся сумерки все больше обостряют окрестные запахи. Тишина сгущается так, что ее можно слушать, словно музыку. Я дышу тишиной и воздухом, совсем не похожим на тот, которым приходится дышать в городе.
Дорога - словно сказочная живая вода, возвращает человеку молодость, обостряет радость жизни, бесследно поглощает все невзгоды и огорчения.
Половина пути пролетает незаметно. Вот узкая тропинка, гладкая и твердая словно асфальт, выводит меня к Отево. Розово-тревожные всполохи заката еще играют в крайних окнах домов, вспыхивая в глубине разноцветными огоньками. Но все быстрей тускнеют небесные краски. Настороженные ели впереди всё больше темнеют, а дальние леса и вовсе становятся непроглядными. Одолев крутой склон, оглядываюсь назад. Тьма, наконец поглотила окрестные дома, лишь холодно серебрится слева река да в одной из изб еще светится огонек в окне. Полный сердечной тревоги, он словно чей-то взгляд издалека. И этот говорящий взгляд, словно намекает мне: «Каждого из нас где-то ждут. За постоянной суетой дел и забот не нужно забывать об этом...».
Это оранжевое пятнышко заставило вдруг остановиться и вглядеться в него, прежде чем сделать следующий шаг. Вряд ли можно утверждать, что каждый из нас обречен быть счастливым.
Жизнь трудная и грустная штука, но нам надо уважать друг друга, прощать, чтобы легче жилось на этой земле.
И позднее, уже где-то возле Мошево, а то и Мечкора, мне вновь и вновь думалось о жизни, ее скоротечности. Но оттого ещё более прекрасной в любое время года казалась земля от росинки на хрупком колокольчике цветка до могуче-суровой сосны, гордо вознесшей вечно-зеленый шатер в просторном поле.
Облик родины, как яркая звезда, встал передо мной в эти мгновения во всей своей пленительности. И какое же блаженство после нескольких часов непрерывной ходьбы вернуться обновленным и успокоенным в родные стены, вспоминая снова и снова тот далекий огонек. Но теперь к его чистой и светлой акварели примешивались другие сло-ва и мысли. Не в такой ли огонек вглядывался Александр Радищев на пути из Петербурга в Москву, или Александр Пушкин - по дороге в Михайловское...
Жизнь и весь мир - как бы мы ни осознавали свое бытие и свои ощущения - вещь удивительная, - вспоминались где-то вычитанные строки...
Да, жизнь настолько бездонна, что о каждом ее миге можно на-писать повесть или роман.
Но не буду об этом. Оставлю лишь свет в ночи, чуть угадываемый иней на траве у дороги, ведущей к дому, да все яснее проступающую над сонной уже землей луну, высокую и чистую, как сама истина...
Наедине с вечностью
Сколько раз ходил я этой дорогой, вглядываясь вперед: вот-вот за поредевшим ельником покажется лес.
Полевая тропинка, как ручеек в шелковистых травах. Спокой-ствие августа уже грустно, по-осеннему падает из невозмутимых небес.
Но вот и неглубокий овражек с одряхлевшим кустарником по краям. И я, раздвинув ветки руками, ныряю в промытое дождями лесное царство.
Из глубины бора тянет чем-то таинственным. Прохладная тишина и сумрак встают облавой по сторонам. Вокруг фонтанчиками раскинулись папоротники, чернеют полусгнившие пни и коряги, мокро поблескивают внизу стволы сосен. Одна за другой тянутся величавые настороженные ели, обвешенные седой древней паутиной. И слышно порой, как с легким щелчком отваливается где-то ветка, да со стороны овражной горки доносится крик сороки.
И ты словно ждешь чего-то. Как раньше, как во времена туман-ной юности, на рассвете жизни. И все кажется: вон под теми елочками уж непременно дожидается тебя долгожданное счастье.
А наверху голубая зеркальная глубина просвечивает меж чистых стволов, лишь облако белое да голубые просветы, словно оконца в недоступную вечность видны из космической бездны.
У реки
Я стоял на берегу реки, провожая взглядом плывущие по ее темному зеркалу осенние листья. Плавно скользила вода в берегах, а по ней вместе с плывущей листвой мерцало и двигалось в сонной тиши октябрьское небо с низкими дождевыми тучами. Ни на минуту не останавливающийся поток казался серебряной живой лентой. Неутомимым путником бежал он вдаль, привычно вписываясь в пейзаж холодной и грустной природы, у которой, казалось, не было ни конца ни края. На том берегу открывалась новая даль, все так же отражавшаяся на поверхности вместе с небом, облаками и беззаботной синичкой, которая, покачиваясь на ветке ближайшей ивы, посвистывала тоненько и наклоняла головку к самой воде, словно пыталась увидеть в ней свое отражение.
Глаза леса
Шагая окраиной соснового бора, я вспугнул с верхушки дерева сороку. Она тотчас перелетела подальше, что-то недовольно стрекоча. Где-то в глубине чащи ей ответила другая. Затем еще одна встревожила тишину июльского леса, и теперь, казалось, уже весь бор был оповещен о появлении в нем человека, следил за каждым моим движением множеством невидимых глаз.
Музыка летней грозы
Еще с утра небо затянуло плотным серым сукном. А где-то к полудню беспокойно заметались ласточки, послышался гром. Поднялся легкий ветерок, разметав островки тополиного пуха под кустами шиповника. Вдруг небо над головой неожиданно раскололось, и над опустевшей улицей с треском раскатились удары грома. Сначала упали редкие капли, а потом вдруг и сильно, и дробно забарабанило по асфальту. Заскочив в первый, попавшийся по дороге подъезд, я укрылся под его спасительным кровом, слушая музыку летней грозы. А в небесах уже вовсю грохотало, и крупные кристаллические градины яростно отплясывали свой холодный небесный танец. По улице, затопив проезжую часть, сплошным потоком стремительно понеслись ручьи. Во-круг все шумело и бурлило от воды, ветра и громких грозовых раскатов.
Но вот ветер утих. Дождь становился мельче. Над городом колыхалось обесцвеченное небо, и сквозь серовато-белые тучи уже виднелись местами клочки ясной лазури. Слабее слышались раскаты грома. Наконец, смолкли и они, а ещё через минуту пробившееся из-за тучи солнце огненным шаром украсило город. А в той стороне, куда, ворча, уходила туча, уже висела над крышами домов, ярко-оранжевая радуга. И вновь веяло с неба жаром. И в душе волной поднималось и росло обновленное чувство жизни.
А. Шадрин, г. Кудымкар
