За окнами — снег. Горизонта не видно. Размытый снежной пеленой, он растворился в дымке зимнего холодного утра. В палисаднике хозяйничают снегири, налетевшие вдруг нежданно-негаданно! Пушистые, в чисто-розовых тонах, рассевшись на заснеженных ветвях яблони, они склевывают остатки плодов. И льется за окном удивительная музыка их голосов, светлая, чистая, напоминающая чем-то волшебное пение гуслей.
Но вот снегири улетают. Заоконный пейзаж вновь теряет живые краски, становясь однотонным и безжизненным. Только это, конечно, кажется: жизнь все равно идет. Все во времени и движении: ночь перемежается днем, зима — летом, а жизнь — смертью.
Нет-нет, а случаются порой минуты, когда вдруг коснутся души мысли о смерти. И когда все вокруг становится зыбким, туманным и пасмурным. Правда, состояние это пока что мгновенно. Оно не таит в себе особой мрачности, да и не должно нас себе подчинять. "Каждое утро повелевает нам сделать все, что от нас требуется, и быть готовыми к тому, что может произойти", — поучал в своих высказываниях многомудрый Гете. Да, важно быть готовым к тому, что может случиться. И еще нужно успеть сделать все, что в наших силах. "В конечном счете, все наше земное творчество есть радость, переплетенная с глубокой тоской по совершенству и идеалу. Мы ощущаем в себе огромные возможности, осуществить которые полностью нам не дано. Горизонты и устремления безграничны, а человеческая жизнь кратка, как мгновение", писал священник Александр Мень.
Ницше был одним из тех, кому дано было почувствовать трагический и строгий смысл короткого времени. Все, что написано им, так или иначе, сообщает о том, что каждая человеческая жизнь и жизнь человечества в целом — зимнее странствие. В связи с этим вспоминается притча о царе, которому было предсказано, что он проживет тысячу лет. "Стало быть, не стоит обзаводиться домом", — решил царь. И объяснил недоумевающим друзьям: "Вы хотите, чтобы на каких-нибудь тысячу лет жизни я сооружал дом? На такой краткий срок возводил дворец? Зачем? Хватит шатра или сарая, где б я мог приютиться на время. Прочно устраиваться в жизни — безумие". Получается, что самое надежное у человека — это состояние странничества. Странствие — самый прочный дом человеческого духа. И самый неуютный...
Дорога человеческой души скупа на радости. Но отчего так верится в вечную жизнь? Самое страшное — исчезнуть совсем. Но разве все, что существует на земле, исчезает бесследно? И вот тут, пожалуй, начинается самое главное. Ведь всегда что-то остается незаконченным из того, что виделось тебе значительным и важным. "Твой главный труд — еще впереди: к нему еще ты только копишь силы!"— это уже у А. Майкова. Нельзя же не закончить все начатое! Нельзя не успеть! Но в таком случае нужна долгая, если не вечная жизнь. А значит, еще не время думать о смерти...
Трагическое мироощущение вовсе не требует опускать руки. Лермонтов, Байрон, Хемингуэй — за каждым из них есть подвиги не только духа, но и дела. Древние греки вообще считали человека бессильной игрушкой слепого рока, влекущего всех и героя, и труса, и глупца, и мудреца — в одну и ту же мрачную страну Аид. И, однако же, греки умели, и сражаться, и созидать, и наслаждаться жизнью и красотой.
И пусть жизнь — странствие, начинаемое не в лучшее время и не оставляющее ни времени, ни надежды на триумф в конце пути, требующее героического бескорыстия от идущего.
Но приходит утро. И опять надо начинать новый день. Надо начинать все сначала... Надо быть готовым. Надо уметь встречать неизбежное...
***