Мы родились в России...
(Всеволод Багрицкий)
Мы продолжаем публикацию стихов советских поэтов, павших на Великой Отечественной войне. Эта серия началась с публикации стихов Вадима Стрельченко.
Что нас привлекло в этих стихах? - Искренность, острота чувств, устремленность в будущее.
У этих поэтов разное прошлое, но все они пришли на Землю в те годы, когда сгущалась тьма.
Они сделали свое дело и ушли, как герои... Сейчас, когда на нашу Россию, на всё живое идет атака сил хаоса, эти души снова с нами.
У них другие имена и лица, но они есть. Они показывают нам дорогу.
Давайте, вспомним, кто мы!
ЕВГЕНИЙ АБРОСИМОВ
Море
Всё неподвижно в царстве зноя,
Лишь море перемен полно —
То синее, то голубое,
То зеленью подернуто оно.
Мрачнеет, снова расцветает.
Так от начала до конца
Оттенки разные меняет,
Как выражение лица.
Нет на земле чудес, нет сказок!
Лишь мудрость тайная картин:
В движенье волн и в смысле красок —
Жизнь потаенная глубин.
Всё, как во мне, в морском просторе —
И гнев, и радость, потому
Мы, только раз увидев море,
Стремимся вновь и вновь к нему.
1930-е годы
Горит огонь Великих Пятилетий.
А Ветер Времени, бунтуя и гремя
Червонным знаком будущее метит,
И катит волны нашего огня.
То наша кровь поет не умолкая,
Шумя по всем артериям земным.
Мы, даже в крематории сгорая,
Каким-то грозным пламенем горим.
И в громе труб придет наш день вчерашний,
Трудолюбив, спокоен и жесток,
Когда мы строили сторожевые башни
С бойницами на запад и восток.
В легендах лет мы будем незабвенны.
На трупах наших умерших бойцов
Мы воздвигали мраморные стены
Своих высоких, солнечных дворцов.
День ото дня наш путь был неустанней,
От наших ног — дороги горячи.
Наш гордый прах скрепил фундамент зданий,
И кровью набухали кирпичи.
И мир восстал по-новому над сушей
И над водой, где крепкий парус крут, —
Такой зеленый, радостный, певучий! —
Он льется в наши умершие души,
И мертвым, нам он отдает салют.
В тени знамен, нахохленных, как птицы,
Лежит боец, смежив свои глаза,
В которых, может быть, еще дымится
И чуть заметно движется гроза.
Он спит. И времени текут потоки.
И в напряженной снится тишине,
Что ты, мой друг, читаешь эти строки
Как лучший дар, как память обо мне.
1934
ЗНАМЯ
Уже остывает нагретый разрывами камень,
Уже затихает гремящий с утра ураган.
Последний бросок. Из последних окопов штыками
Бойцы выбивают и гонят с вершины врага.
Как мёртвые змеи, опутали сопку траншеи,
Бетонные гнёзда пологий усыпали скат,
И, вытянув к небу холодные длинные шеи,
Разбитые пушки угрюмо глядят на закат.
И встал командир на земле, отвоёванной нами,
Изрытой снарядами и опалённой огнём,
И крикнул ребятам: «Товарищи, нужно бы знамя!..»
Поднялся, шатаясь, с земли пулемётчик. На нём
Висели клочки гимнастёрки, пропитанной потом,
Обрызганной кровью. Он вынул спокойно платок,
Прижал его к ране, прожжённой свинцом пулемёта,
И вспыхнул на сопке невиданно яркий цветок.
Мы крепко к штыку привязали багровое знамя,
Оно заиграло, забилось на сильном ветру.
Обвел пулеметчик друзей голубыми глазами
И тихо промолвил: «Я, может быть, нынче умру,
Но буду гордиться, уже ослабевший, усталый,
До вздоха последнего тем, что в бою не сробел,
Что кровь моя знаменем нашего мужества стала,
Что умереть за Отчизну достойно сумел...»
Над темной землей и над каменной цепью дозорной,
Над хилым кустарником, скошенным градом свинца,
Горела звездой между скал высоты Заозерной
Священное знамя, залитое кровью бойца.
1939. Владивосток
Ночью
Другу, поэту – Вяч. Афанасьеву
Потухло багровое пламя зари.
Сова поднимает тяжелые веки,
Садится сова на кедровые ветки,
Сова зажигает глаза-фонари.
Подернулись пади дремотным туманом,
Заухали филины гулко в ночи,
Луна пожелтела над сонным Иманом,
Как спелая дыня с осенней бахчи.
На небе, вблизи от ночного светила,
Погасли холодные искорки звезд.
На темное море луна опустила
Пути золотые на тысячи верст,
Туман осыпая серебряной пылью.
Сова расправляет лохматые крылья,
Летит тяжело над полями, лесами
И в полночь блестящими смотрит глазами.
И кажется старой, что тропкою длинной
По горным хребтам, к океанской воде,
Идут от широкой сучанской долины
Неясные легкие тени людей.
И кажется древней, что ночью зловещей
Не грозы гремят над простором морей,
Не гневные волны у берега плещут,
А эхом разносится гул батарей.
Ушастая слушает чутко, но это
Лишь гром поездов на далеких мостах,
Гудки теплоходов, да ветер с Посьета,
Да уханье филинов в лунных кустах.
А тени, неясные легкие тени, —
Лишь клочья тумана у вздыбленных гор
Да призрачный дым полуночных видений,
Что утром уносится ветром в простор.
И с криком печальным угрюмая птица
Глядит на прибой океанских валов.
За нею туман одичалый клубится
В лиловых огнях перегнивших дубов.
Садится сова на обрыве прибрежном
И клювом забрызганный частит наряд.
Легенды о давнем, сказанья о прежнем
Ей сойки Приморья в ночи говорят.
<1940>
Наступление
Пугливо метнулись вороны
Над врытыми в снег валунами.
Вся в оспинах черных воронок
Поляна легла перед нами.
Немного правей, у болота,
Где бой завязался, наверно,
Как дятлы, стучат пулеметы,
Упорно и чуточку нервно.
Мы прыгаем с кочки на кочку,
Ложимся, за ротою рота,
И ухает глухо, как в бочку,
За спинами бас миномета.
«Вперед!..» Поднимаемся молча,
Повзводно, готовые к бою.
Над нами тягуче, по-волчьи,
Снаряды бризантные воют.
Невидные лыжные тропы
К поляне ведут, а за нею
От едкого дыма темнеют
В пологих сугробах окопы.
До них недалёко. Мы снова
Встаем, ожидая приказа.
Короткое резкое слово
По ротам проносится сразу.
«В атаку!..» Четыреста глоток
«Ура!» понесли, подхватили
На скованных льдами болотах,
В наносах серебряной пыли.
Когда же недолго устали
Гранаты греметь,
Над штыками
Деревья, как пленные, встали
С простертыми к тучам руками.
Март 1940. Москва.
Сова
Холодный вихрь листву тасует, —
На дуб, убитый наповал,
Зрачками древними тоскуя,
Присела лысая сова.
Она устала от пророчеств
И старомодной седины,
Ей одиночество и ночи
Самой природой суждены.
Старуха зябнет в серой кофте
Ей жжет зазубренные когти
Насквозь промерзшая кора.
А ветер бьет в худую грудь,
Гремит вокруг сосновым яром,
Вздувая лунные пожары,
Убогой не дает заснуть.
И слышит сквозь ушей прорезы
За льстивым лаем лисенят,
Как, проносясь в сухую бездну,
Созвездья дикие свистят.
1932
Весна
На стене винчестер и топор,
За окном ворочается бор.
Выпрямляют дикие хребты
Дерева небесной высоты.
В черных ветках розовый туман,
Строят птицы легкие дома.
Серым дымом огибает ствол
За волчицей сухопарый волк.
Снова март над хижиной моей
Зашумел в вершинах тополей,
Потемнев, обрюзгла тишина
В четырех бревенчатых стенах.
Поседел и, заскучав, зачах
Зимних дней товарищ – мой очаг.
Потому несносней тишина,
Потому неистовей весна.
О порог колотится прибой,
Вихрь зари кружит над головой.
Это гул разбуженной воды,
Что бежит с отрогов золотых,
Это храп раздавленных снегов,
Скрежет льдов у тесных берегов,
Это ярость молодой травы,
Взрывы в почках стиснутой листвы,
Это грозный изюбриный рев,
Это гром скрестившихся рогов...
И над всем рокочет боевой,
Гулкий грохот сердца моего.
В синей мгле ворочается бор,
Словно месяц, мой топор остер.
Я рублю им старые стволы,
Опьяненный запахом смолы,
И пою без устали о том.
Как высок и светел будет дом,
Как дымок взовьется над трубой,
Как нам будет хорошо с тобой
Коротать свой отдых у огня,
Дорогая, дальняя моя.
1935
Простая девушка
Родилась ты, и, наверно, где-то
Ярким светом вспыхнула звезда.
И всё так же двигались планеты,
Так же отъезжали поезда,
Так же разговаривали люди,
Ветры завывали у столба...
Ты не знала, будет иль не будет
У тебя счастливая судьба.
А потом пошли другие годы,
Ты дралась под знаменем свободы,
Новой окрылённая судьбой.
Ты ходила в кожаной тужурке
И в больших солдатских сапогах,
Ты курила в ледяной дежурке,
Раненых носила на руках.
Над землей большой и круглой,
Где леса дремучие,
Плавал и качался смуглый
Месяц среди тучи.
Освещал листву зеленую,
И в пруду тонул,
И какой-то птице сонной
В очи заглянул.
От реки ударил ветер,
Непонятный и немой,
Месяц серебром отметил
Те места, где будет бой.
А потом ушел, белесый,
Натыкаясь на суки...
В это время из-за леса
Красных двинулись полки...
Молодая радуга вставала
Над землёю, где клубился бой,
Одиноко птица пролетала
Над твоею русой головой.
Мы тебя, как друга, хоронили,
Мы понуро шли лесной тропой.
Выросли деревья на могиле
Памятником девушке простой.
Не позднее 2 октября 1938
«Он упал в начале боя...»
Он упал в начале боя,
Показались облака...
Солнце темное лесное
Опускалось на врага.
Он упал, его подняли,
Понесли лесной тропой...
Птицы песней провожали,
Клены никли головой.
Не позднее 2 октября 1938
«Нам не жить, как рабам...»
Нам не жить, как рабам,
Мы родились в России,
В этом наша судьба,
Непокорность и сила.
Не позднее 23 декабря 1941
Ожидание
Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: «Замерз, не смогу».
Видели мы – и вскипала кровь» –
Немцы сидели у жарких костров.
Но, побеждая, надо уметь,
Ждать, негодуя, ждать и терпеть.
По черным деревьям всходил рассвет,
По черным деревьям спускалась мгла.
Но тихо лежи, раз приказа нет,
Минута боя еще не пришла.
Слушали (таял снег в кулаке)
Чужие слова на чужом языке.
Я знаю, что каждый в эти часы
Вспомнил все песни, которые знал,
Вспомнил о сыне, коль дома сын,
Звезды февральские пересчитал.
Ракета всплывает и сумрак рвет.
Теперь не жди, товарищ! Вперед!
Мы окружили их блиндажи,
Мы половину взяли живьем...
А ты, ефрейтор, куда бежишь?!
Пуля догонит сердце твое.
Кончился бой. Теперь отдохнуть,
Ответить на письма.... И снова в путь!
1942
Перед наступлением
Метров двести – совсем немного –
Отделяют от нас лесок.
Лишь один небольшой бросок.
Только знает наша охрана –
Дорога не так близка.
Перед нами – «ничья» поляна,
А враги – у того леска.
В нем таятся фашистские дзоты,
Жестким снегом их занесло.
Вороненые пулеметы
В нашу сторону смотрят зло.
Магазины свинцом набиты,
Часовой не смыкает глаз.
Страх тая, стерегут бандиты
Степь, захваченную у нас.
За врагами я, парень русский,
Наблюдаю, гневно дыша.
Палец твердо лежит на спуске
Безотказного ППШа.
Впереди – города пустые,
Нераспаханные поля.
Тяжко знать, что моя Россия
От того леска – не моя...
Посмотрю на друзей-гвардейцев:
Брови сдвинули, помрачнев, –
Как и мне, им сжимает сердце
Справедливый, священный гнев.
Поклялись мы, что встанем снова
На родимые рубежи!
И в минуты битвы суровой
Нас, гвардейцев, не устрашит
Ливень пуль, сносящий пилотки,
И оживший немецкий дзот...
Только бы прозвучал короткий,
Долгожданный приказ: «Вперед!»
1942
Бунтари
Детство без ласки,
Жизнь без любви...
Сердце, мужайся, —
Мы — бунтари!
Ждем мы с востока
Братьям далеким
Шлем мы привет.
Хватит молитвы,
Юность, гори!
Жизнь наша — битва,
Мы — бунтари!
1930-е годы Мой товарищ
Кто любит молот,
Кто любит плуг —
Тот мой товарищ,
Мой брат и друг.
Кто ценит волю,
Кто ценит труд –
Мои призывы
Того найдут.
Кто проклял рабство,
Кто проклял гнет –
Тот путь к свободе
Со мной найдет.
1930-е годы
Вдохновение
Пришло оно.
Свободно и покорно
Ложатся строчки...
Так растет листва,
Так звуки льет валторна,
Так бьют ключи,
Так стынет синева.
Его огонь и силу торопитесь
Вложить в дела.
Когда оно уйдет,
Почувствуешь, что ты —
Ослепший живописец,
Оглохший музыкант,
Низвергнутый пилот.
1934. Москва
«Жизнь моя не повторится дважды...»
Жизнь моя не повторится дважды.
Жизнь не песня, чтобы снова спеть
Так или иначе, но однажды
Мне придется тоже умереть.
Как бы я ни прожил свои годы,
Я прошу у жизни: подари
Вкус воды и запах непогоды,
Цвет звезды и первый взлет зари.
Пусть и счастье не проходит мимо,
Не жалея самых светлых чувств.
Если смерть и впрямь неотвратима,
Как я жить и думать разучусь?
1935. Москва
Источник: сборник "СОВЕТСКИЕ ПОЭТЫ, ПАВШИЕ НА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ"