Иван КашпуровБолее двух десятков произведений поэта положены на музыку композиторами В. Иванниковым, Д. Осиновским, А. Уманцевым, В. Нашивочниковым, А. Бордуном.
В каждой его книге на самом почетном месте – родная сторонка и земляки. Имена 32 калиновцев прозвучали в его произведениях. Калиновка всегда была источником его вдохновения:
И если б я подумал мало-мальски,
То сам себе признался бы не раз:
Семенов ключ – навек
мой ключ Кастальский,
Гора Орлова –
гордый мой Парнас.
(«И если б я подумал»)
«Любовь к родине естественна, как дыхание,- писал он.- Родина, земля, где родился, некрасивой не бывает. Она прекрасна уже тем, что живет в твоей душе, а степь это или горы, леса или пустыня – значения не имеет. Моя родина – Ставрополье. А если конкретнее – степное село Калиновское. Я очень люблю его и горжусь им. Я посвятил Калиновке и калиновцам десятки стихотворений и поэм. Это моя молитва, песнь любви моей родине».
5 октября 1996 года Иван Васильевич посетил родное село последний раз. 15 ноября 1997 года его не стало.
И. В. Кашпуров похоронен в селе Калиновском, рядом с родителями. В местной школе установлена памятная мемориальная доска, одна из улиц села названа его именем. Имя И.В. Кашпурова носит литературное объединение при редакции районной газеты «Александровская жизнь», библиотека села Калиновского и одна из библиотек города Ставрополя.
Источник: http://wayrock.ru/blog/ivan_kashpurov/2009-11-14-6
Пахнут яблони
Пахнут яблони горьковато
под веселой большой луной,
и от этого аромата
сад качается как хмельной.
Степь холмистая ходит, ходит
словно палуба ходуном.
вербы старые хороводят
возле копанцев, за гумном.
Звезды движутся небесами,
хаты белые — в даль полей,
хаты кажутся парусами
уплывающих кораблей.
Ветер ахает в удивленьи —
все понятия смещены:
небо звездное — от цветенья,
хаты белые — от луны...
Пахнут яблони горьковато,
пахнет яблонями весна,
и от этого аромата
вся округа пьяным-пьяна.
* * *
Желтые гвоздики
Я нес любимой желтые гвоздики,
похожие на маленькие солнца.
Я нес цветы.
Я нес любимой радость.
А на меня прохожие смотрели
с каким-то непонятным удивленьем,
как будто я средь них был исключеньем.
Одна бесцеремонная особа,
прищурив глаз, сказала грубовато:
— Эй, парень, жетые цветы не дарят —
они к разлуке.
Слышишь ты?
К разлуке!..
Но я любимой подарил гвоздики.
Моим цветам она была так рада!
Она смеялась, прятала лицо в них,
вдыхая тонкий аромат и свежесть.
Она смотрела мне в глаза счастливо,
гвоздикам вазу синюю готовя.
И я подумал:
«Как это случилось,
что желтые цветы летучей ложью
недобрый как-то запятнал бесстыдно?
А мы за ним бездумно повторяем:
«Да, желтые цветы несут разлуку!..».
А желтые цветы — грустны и немы.
Они обиду терпят и не могут
ни слова вымолвить в свою защиту...
Не верьте, люди добрые, навету.
Дарите желтые цветы.
Дарите!
Я нес любимой желтые гвоздики,
похожие на маленькие солнца,
и до сегодня счастлив.
Очень счастлив.
Слышите вы?
Счастлив!
* * *
Ожидание чуда
Я живу в ожиданьи чуда,
в ожиданьи большой удачи,
серебром получая сдачу
за разменное золото чуба.
Катят будни в заботах разных
от субботы до воскресенья,
и ни всплеска, ни озаренья,
чтобы стало похоже на праздник.
Только чую зимой и летом,
как надежда в душе лучится:
может, нынче оно случится,
может, нынче наступит это?..
И откуда мне знать, откуда,
что с годами в пути отстали
и давно уже прошлым стали
и удача моя, и чудо?
Были первой любви зарницы,
и — стихов моих первых гранки...
Но чего-то я жду спозаранку, —
может, чудо еще случится?..
* * *
Я весь день ищу слова
Я весь день ищу слова
для капризной строчки.
А в саду идет пальба —
лопаются почки;
а в саду дрозды свистят
празднично и чисто,
и обходятся без слов —
им хватает свиста.
Понимает их трава,
понимают ветви,
и когда они поют —
замолкают ветры.
Ну, а мне нужны слова,
полные доверья,
чтобы им в любом дому
открывали двери,
чтоб от сердца к сердцу шли
через всю Россию,
чтобы радость и тепло
людям приносили...
Я на помощь призывал
Ушакова с Далем.
Но ни Даль, ни Ушаков
ничего не дали.
И сижу вот целый день
над упрямой строчкой.
Может, завтра повезет,
а покуда — точка.
* * *
Тополя
1
Хутор Светлый —три десятка домиков
В косогор обветренный вросли.
А кругом — куртины желтых донников,
Да шумят, метелясь, ковыли.
А кругом — поля; хлеба качаются,
и полны перепелов поля.
И бежит дорога, не кончается,
хутор Светлый надвое деля.
Дремлет над горою Недреманною
пряная степная тишина,
и видать, как синеву туманную
на Невинку цедит вышина.
Хутор Светлый... Прямо за дорогою,
возле хаты, что других белей
каждый день верхами небо трогают
пять пирамидальных тополей.
2
Далеко-далеко Рава-Русская,
за год не доскачешь на коне
В Раве-Русской переулки узкие
и сады вишневые — в огне.
Меж землей и небом пламя мечется,
черный дым на белый день ползет.
Там за все, что мы зовем Отечеством,
платит кровью пограничный взвод.
И зарей вечерней за околицу,
постарев на тысячу годов,
провожает мать своих соколиков,
провожает пятерых сынов.
Там, в дали немыслимой, под городом,
что стоит на краешке страны,
длится бой с осатанелым ворогом —
и уходят из дому сыны.
3
Жухли травы, зноем заморенные,
хоть не время травам умирать.
Над скупой казенной похоронною
в белой хате причитала мать.
Хутор Светлый будто бы уменьшился.
Он притих, от горькой пыли сед,
от печальных причитаний женщины,
от предчувствий неизбежных бед.
А когда душа чуть-чуть оттаяла
и застыл в копытцах тонкий лед, —
в память сына, павшего под Таллином,
посадила тополь у ворот.
Он стоял,
считая дни суровые,
и не знал, что после белых вьюг
рядом с ним его два брата кровные
оглянутся горестно вокруг...
Шли бои за камни Севастополя,
закипали на Миус-реке,
и росли три молчаливых тополя
в ставропольском грустном хуторке.
4
Каждый день кому-то нес увечия,
сеял смерть и прибавлял морщин.
Но вела дорога бесконечная
воинов России на Берлин.
В речь входили странные названия
чужедальних рек и городов,
и сражений грозное дыхание
слушали все пять материков.
В тех сраженьях умирали воины
от усталой Родины вдали.
На земле, траншеями раскроенной,
обелиски звездные росли.
А когда однажды степь окутали
тучи
и апрельский день поблек, —
посадила мать в далеком хуторе
молодой четвертый тополек.
5
Над рейхстагом теплою зарницею —
знамя. Тает дым пороховой.
На последней огневой позиции
пал боец — к ступеням головой.
В теплый вечер огненными кронами
подожгли салюты небосклон,
и пришел с последней похоронною
в хутор Светлый старый почтальон.
С той поры и слепнут окна низкие
в хате белой, глядя в синь полей,
и стоят живыми обелисками
пять пирамидальных тополей.
К ним выходит мать-старушка древняя
и, печально помолясь буграм,
как с сынами взрослыми, с деревьями
говорит о чем-то по утрам.
А вдали, над лысой Недреманною,
облаков алеют паруса,
и бегут машины за туманами,
словно улетают в небеса.
* * *
Степь
Солончаки.
Вихры полыни сивые
да коршунов ленивых виражи...
скажи мне, степь,
ну что в тебе красивого,
на чем тут глазу отдохнуть,
скажи?
Быть может, эти
жилистые донники
тебя преображают по весне,
когда ветров
размашистые дольники
звучат на поэтической волне?
Эх, степь родная, —
воля ястребиная,
как ни колдует над тобой весна,
но красота твоя неистребимая, —
она во мне,
в моей душе она!
* * *
В ходе поиска информации о поэте, были найдены:
- Канал Андрей и Игорь Карташевы
- группа ВКонтакте ДЕТИ ДОМА. ДЕТИ ЧИТАЮТ
- группа ВКонтакте ДУШЕВНОЕ КИНО
