Суксун

Первая встреча с Суксуном состоялась у меня осенью 1988 года. Проехав на машине почти полпути до Екатеринбурга под проливным дождем мы искали место для остановки и отдыха водителя, как вдруг неожиданно из-за холма взгляду предстала чудесная картина – огромный пруд, а на берегу белоснежный терем с высоким малиновым флюгелем. Это был Суксун. Так и врезался с тех пор в память этот белый терем, словно корабль, величественно парящий над гладью воды, невесть какими судьбами очутившийся в уральской глубинке. Ведь он так разительно контрастировал с серым, взбухшим от дождя деревом одноэтажных деревянных домов и непроходимой грязью, в которую мы окунулись чуть не по колено, после того, как выйдя из машины, направились за продуктами в ближайший сельский магазин. После, когда мне рассказывали про Суксун, в памяти всегда всплывал этот сказочный образ белого терема. И было очень обидно, что так и не удалось побывать внутри здания. Хотя в то время в нем еще находилось заводоуправление и попасть туда просто так, проездом было бы довольно сложно. Во второй свой визит в Суксун я очень хотела посетить этот дом, так как знала, что там уже располагается музей. Но меня ждало большое разочарование, не успела разместиться у друзей, как все наперебой стали рассказывать, что чудного белого терема больше нет. Не далее чем месяц назад он сгорел дотла. Причем случилось все в считанные минуты, в здании проводили сварку, искра попала под пол, старое дерево полыхнуло мгновенно, едва усели спасти коллекцию музея и то не всю. Так что экскурсию пришлось совершать не в чудный терем, яркую грезу моей юности, а на его пепелище. Конечно, было очень грустно, что так и не довелось побывать в этом удивительном доме, вдохнуть его старинную атмосферу. И как бы дразня мои несбывшиеся мечты, все пепелище было усыпано полуобгоревшими открытками, на которых словно величественный белый корабль возвышался дом усадьбы Каменских на фоне яркой, весенней зелени. Как бы напоминая о себе, что он не сон, что он на самом деле здесь был и навсегда останется в моей памяти.

Кто же построил этот прекрасный белый особняк? Его хозяевами были супруги Каменские Иван Григорьевич и Лидия Николаевна. Иван Григорьевич – продолжатель династии Каменских, двух братьев, что за десять лет из крепостных ямщиков князя Голицына превратились в богатейших купцов города Перми благодаря своей энергии и смекалке. Иван Григорьевич родился в Перми в 1857 году, окончил Московскую практическую академию коммерческих наук с малой золотой медалью. Но возвращаться в родные края и продвигать коммерцию не захотел. Главной его страстью была химия, он поехал учиться в Германию. В Боннском университете Иван Григорьевич с увлечением постигал законы химии. По этой науке, ставшей его любовью на всю жизнь, он защитил диссертацию и получил докторскую степень. Перед Иваном Григорьевичем открывалась блестящая научная карьера в Европе. Но веское слово сказали его братья, отозвав Ивана Григорьевича из Германии, они отправили его в Суксун управлять сразу тремя заводами: Суксунским железоделательным, Молебским и Тисовским чугуноплавильными. Иван Григорьевич подчинился воле семьи и с 1893 года поселился в Суксуне вместе со своей женой Лидией Николаевной – молодой, смуглой женщиной, дочерью штабс-капитана. Лидия Николаевна была также очень талантливой, она имела необыкновенные способности к живописи. В юности, живя в Санкт-Петербурге, она брала уроки у Николая Рериха, водила знакомство с Виктором Васнецовым и Михаилом Нестеровым. Она же познакомила своего мужа с этими выдающимися художниками. Сейчас в архиве И.Г.Каменского можно найти его письма к Васнецову и Нестерову, а с Николаем Рерихом семья общалась более тесно. В 1908 году Н.К.Рерих по приглашению Каменских приезжал в Пермь для реконструкции семейной усыпальницы и обустройства вновь построенной церкви в честь иконы Казанской Божьей Матери. Есть упоминания, что Н.К.Рерих посетил и летнюю резиденцию Каменских в Суксуне, где ему очень понравилось (с 1903 года Каменские стали жить в Перми, в Суксуне бывали наездами летом).

Хотя Лидия Николаевна не состоялась как художница, но ее страсть к живописи нашла выход в коллекционировании полотен российских и старых европейских мастеров. Солидные денежные средства позволили Каменским собрать коллекцию, заслужившую имя "малого суксунского Эрмитажа". Пристрастия же Ивана Григорьевича выразились в обустройстве им на первом этаже химического кабинета, а на втором – богатой библиотеки русских и иностранных книг. Гостиная и спальные комнаты были обставлены тяжелой мебелью из красного дерева, стены обиты разноцветным бархатом. На первом этаже находилась баня с зеркальными стенами и потолком, а в подвале хранились тысячи бутылок с винами и минеральной водой. Ходили слухи, что из подвала дома уходил подземный ход, по которому можно было попасть сразу на территорию завода, и ход этот был прорыт еще во времена Демидова.

Вернемся к внешнему виду дома. Каменские, приехав в Суксун, поселились в большом доме бывших управляющих горным округом. Они не строили дом заново, а просто модернизировали уже имеющуюся постройку 1840 года. Дом был деревянный, на каменном фундаменте, имел сорок четыре комнаты и сто окон. Крыша была покрыта железными листами, над ней возвышались две деревянные каланчи, внутри которых шли винтовые лестницы. В 1896 году Иван Григорьевич перестроил дом в новомодном стиле модерн. Именно тогда поднялась над Суксуном столь необычная для Урала пятисаженная "замковая" башня, чья коническая крыша привлекала внимание каждого, кому довелось ехать через поселок. Ходят легенды, что дом был привезен в разобранном виде из-за границы, а потом просто собран в Суксуне. По более скромной версии, заграничное происхождение имели лишь украшенные резьбой дубовые колонны в холле.

Как же протекала жизнь в доме? Вот, что об этом говорят архивные документы и воспоминания современников. "Дом, вернее, его первый этаж, был заполнен многочисленной дворней, которой долгой зимней порою было просто нечем заняться. Все эти горничные, повара, истопники, конюхи, прачки, садовники, дворники, сторожа и даже лекарь с парикмахером содержались с одной целью: чтобы в усадьбе было все, как в истинном дворянском гнезде. Жизнь полусотни человек тянулась сонно, бестолково и мелочно. Лишь весной, когда на сугробы в парке ложились длинные синие тени, дом начинал оживать. С крутых скатов крыши сталкивали скрипучие пласты снега, разгребали парковые дорожки, а когда устанавливалась теплая погода — мыли полы и лестницы, поправляли и красили скамейки и беседки, и, наконец, разбивали цветники. Такой — обновленной и похорошевшей — встречала усадьба хозяев. Приезжая в Суксун, господа предавались незатейливым радостям дачной жизни. Устраивали веселые пикники возле водопада Плакун — родника, падавшего с семиметровой высоты двумя шумными струями. Или, укрывшись от солнечных лучей широкополыми шляпами и белыми зонтами, рыбачили на парковом берегу пруда. Там же, в парке, играли в кегли и английскую игру футбол, а то и просто швыряли резиновые мячи и палки в пруд, заставляя охранявших усадьбу догов и сеттеров приносить их обратно. Впрочем, ненадолго оживала дача Каменских и зимой — в Рождественские каникулы. Привозили из лесу большую пушистую ель, по широкой лестнице поднимали ее на второй этаж и, установив в зимнем саду, украшали бумажными гирляндами и разноцветными шарами. Устраивали музыкальные вечера, на которые звали мещанских детей и пугливых гимназисток. Иван Григорьевич, ценивший народную музыку, требовал местных музыкантов. Приводили первого суксунского гармониста Николая Клокова, который, понимая, что приглашен к образованным господам, играл им популярные вальсы «Воспоминание о Титанике» и «На сопках Маньчжурии» и лишь по повторному требованию — русские песни. Пристрастие Ивана Григорьевича ко всему народному проявлялась и том, что он почитал и привечал к себе местных блаженных, к которым на Руси издревле особое отношение. Некоторые из них — длинноволосые седые мужики в рваных кафтанах и подрясниках или сгорбленные старушки, семенящие мелкими шажками и что-то беспрестанно бормочущие — к немому негодованию дворни имели свободный доступ в дом. Когда кто-нибудь из них приходил, выпускник Боннского университета, оставлял занятия в химической лаборатории и подолгу говорил с гостем, внимательно вслушиваясь в бессвязные речи и согласно покачивая головой. Однажды один из блаженных, помяв пальцами дорогую материю брошенного на спинку стула хозяйского пиджака, проворчал: «Висит, висит, никто не носит». Каменский пропустил было замечание мимо, но гость его настойчиво повторил. Так и вышел нищий из дома в дорогом господском пиджаке. Вот таким доброй души человеком был Иван Григорьевич".

Написав эти строки про усадьбу Каменских и ее атмосферу, еще больше ощущаешь горечь утраты, что нет больше чудного белого терема, где практически вершилась вся история Суксуна. Ведь это был не просто памятник истории, а центр жизни всего поселка. Хотя нет ничего невосполнимого. Ведь восстановили Храм Христа Спасителя, как и множество других дотла разрушенных зданий. И если захотят сами суксунцы, и найдутся спонсоры, то технически реконструировать деревянный дом не так уж и сложно. И у меня всегда будет теплиться надежда, что когда-нибудь в очередной раз проезжая мимо Суксуна по дороге на Екатеринбург на берегу большого пруда меня вновь будет встречать белоснежный терем с малиновым флигелем, словно пароход горделиво возвышающийся над водой.

Самоварный край и другие секреты суксунских мастеров

После посещения суксунского музея осталось впечатление, что "самовар – всему голова". Экспозиция самоваров занимает почти целый этаж. От такого обилия самоваров вскоре начинает рябить в глазах. Но из всего многообразия сразу выделяешь самовары особой формы, получившие распространение только в Суксуне – это "античные" самовары. Самовары, сделанные в виде античных амфор с высоко поднятыми изящными ручками. На некоторых из них искусно выполненная гравировка со сценами из греческой мифологии. Вот большая голова медузы-горгоны с шевелящимися змеями-волосами, выглядит очень впечатляюще. На другом самоваре изображены подвиги Геракла, только уж Геракл как-то больно смахивает по внешнему виду на суксунского мастерового, видимо рисовали с натуры. Однако не стоит удивляться такому полету фантазии местных умельцев, ведь в самоварном производстве Суксуна была очень сильная конкуренция.

В 1904 году «Пермские губернские ведомости» сообщали: " В Суксунском заводе значительно развилось за последнее время самоварное производство и в настоящее время в заводе имеется до 50 самоварных заведений. Общий годовой оборот всех местных кустарей определяется приблизительно около 140000 руб. Для выделки самоваров латунная медь доставляется из Москвы, оттуда же привозятся и более крупные приборы к самоварам. Приборы эти привозятся в неотделанном виде, и уже на месте кустарями-самоварщиками отделываются в своих заведениях. Для производства мелких вещей идет брак от старых самоваров, которые скупаются на ярмарках. Олово, свинец, проволока покупаются более крупными кустарями на Нижегородской ярмарке, а чугунные решетки выделываются на соседнем Иргинском заводе Красноуфимского уезда. Клепка, пайка и лужение самоваров производится подмастерьями-подростками, так называемыми «ковалями», а все мелкие части отделываются токарями, работающими на ручных станках при помощи особых вертельщиков или же на станках с конным приводом. Самовары выделываются разных фасонов и различных размеров, от 12 до 20 вершков в окружности. За минувший год было выделано самоваров более 25000 штук".

Возникает вопрос: "Куда же сбывалось такое количество произведенной продукции?" Суксунский старожил С.М.Степанов вспоминал: "Мой отец возил продавать самовары в Пермь. Он и его помощники запрягали по 5-6 подвод, вооружались ружьями, в то время на дорогах "шалили" разбойники, и ехали на ярмарку в город. Рисковать было из-за чего. В самом поселке перекупщики брали самовары по 8-10 рублей за штуку, на ярмарках же они шли по 50-60 рублей". Суксунские самовары неоднократно были отмечены наградами на Всероссийских выставках. На Всемирной выставке 1900 года в Париже Урал представляли лишь три значимых школы народных умельцев. Там был представлен Каслинский чугунный павильон; карта Франции, сделанная из уральских самоцветов екатеринбургскими камнерезами и суксунские самовары.

Но не одними самоварами славен Суксун. Известны на всю Россию и суксунские колокольчики. Украшенные своеобразным орнаментом колокольчики, отправлялись на Ирбитскую ярмарку, а оттуда расходились по всей России. Своим особым, «суксунским звоном» они соперничали лишь с валдайскими колокольчиками. Потому нет ничего удивительного в том, что коллекционеры до сих пор находят их в архангельских, новгородских и иных старинных русских селениях. Отливали в Суксуне и церковные колокола. Звон одного из них, весившего 275 пудов, по преданию был слышен за пятьдесят верст — в Кунгуре и Красноуфимске. Особенно же прославился литьем колоколов Михаил Федорович Ерофеев (1851—1909 гг.). Но и в те годы, когда Ерофеев был младенцем, известность суксунских колоколов уже гремела по всей Руси. В 1853 г. в московском Большом театре случился пожар. В огне погибла театральная звонница со всеми колоколами. Согласно легенде, среди ремонтировавших звонницу солдат были суксунцы, которые поведали начальству об отливаемых у них на родине колоколах. Их Москвы в Суксун отправилась представительная делегация, которую из Перми до Суксуна сопровождал сам губернатор. «Суксунским звоном» придирчивые московские эксперты остались довольны. С тех давних пор и до настоящего времени на звоннице Большого театра поют сорок восемь суксунских колоколов весом от трех до четырехсот пудов, сопровождая оперы Глинки и Чайковского, Римского-Корсакова и Мусоргского.

Истории известен и более древний факт, когда вещь, сделанная суксунским мастером, верой и правдой служила многие годы прославленному ученому. В 1734 году австрийский подданный Мартин Роу по повелению В.Н.Татищева был отправлен на Пыскорский завод обучать рабочих правильному обжигу медной руды. Его учеником стал суксунский мастер Федот Киселев, который принес это ремесло в Суксун, а позже изготовил четвертину (то есть медную меру в четверть ведра), которую великий русский ученый Михайло Ломоносов приспособил для лабораторных опытов по перегонке нефти. На этой четвертине, хранящейся сейчас в Государственном Историческом музее в Москве, две надписи: «М.В.Ломоносов» и «СИБИР, 1748, МФК». Клеймо «СИБИР» было общим для уральских заводов той поры, «1748» — это, понятно, дата изготовления, а вот буквы «МФК» расшифровываются, как «Мастер Федот Киселев». В деревне Опалихино Суксунского района было найдено и другое его изделие — богато украшенная чеканкой медная кружка. Вот такие были мастера в Суксуне.

 

Однозвучно гремит колокольчик

Многие из нас прекрасно знают этот известный русский романс. Но не побывай я в Суксуне, так бы никогда не узнала его удивительную историю.

В селе Верх-Суксун 10 февраля 1852 г. во время злой пурги окоченел и был снят с саней ямщик Иван Иванович Макаров. Бедолагу отправили в Суксун, но не довезли, помер. Чиновничья рука бесстрастно зафиксировала: «Анфиске Макаровой... отданы пожитки ея сына старшего ямщика Пермской конвойной роты: мешок худой, сапоги худые, две пары исподнего, для ношения неспособного, картуз добрый и бумаги с сочинительством». Да только между тем, как бумаги эти из небытья возникли и в небытье канули, заглянул в них кто-то неравнодушный, и вошла в его душу бескрайняя как заснеженная степь русская тоска:

Однозвучно гремит колокольчик,

И дорога пылится слегка,

И уныло по ровному полю

Разливается песнь ямщика.

Через некоторое время стихи попали к композитору Александру Гурилеву, сочинившему музыку знаменитого на всю Россию романса. О том же, кто был автором слов, литературоведы спорят до сих пор. Про Макарова известно, что родился он в 1821 г. в селе Сива в семье крепостного ямщика — ямщиком был «природным», потомственным. Помещик сдал Ивана в рекруты, после чего его приписали к конвойной роте — сопровождать ссыльных от Перми до Тобольска. Вот и вся жизнь. Может, был Иван щедро наделен поэтическим талантом, столь безжалостно загубленным. Или некая спетая им песня растопила сердце неведомого узника, который во время краткой остановки на почтовой станции торопливо исписал клочок бумаги и тайком сунул его своему вдохновителю:

Однозвучно гремит колокольчик

Издали отзываясь слегка...

И умолк мой ямщик, а дорога

Предо мной далека-далека...

Ретивый чиновник

В истории Суксуна есть и весьма забавные, курьезные случаи. Вот один из них.

В 1851 г. министр внутренних дел граф Л.А.Перовский разослал по стране циркуляр «О мерах врачебной полиции против любострастной болезни» с приложением «правил содержательницам борделей» и «публичным женщинам». Генерал Глинка, управляющий уральскими заводами, получив означенные документы, поступил как прилежный администратор: приказал размножить их и разослать по заводам. Начальники заводов с готовностью отвечали, что ни борделей, ни женщин таких у них не имеется. И лишь суксунский исправник в январе 1852 г. рапортовал, что «открытие борделей в здешних заводах не может быть достигнуто потому, во-первых, что в здешних заводах не проживает и не скопляется людей постороннего ведомства; во-вторых, что заводские люди женятся вскоре после достижения определенного законом для этого возраста и не вовлекаются в распутство; и наконец, в-третьих, что женщин, обративших распутство в ремесло в Суксуне не имеется». Пришлось генералу браться за перо и объяснять ретивому подчиненному, что министр требовал упорядочить работу уже имевшихся публичных домов, а не открывать новые. Он написал исправнику «успокойтесь, там, где нет женщин, обративших разврат в ремесло, устройство подобных заведений было бы бездумно и вредно для народной нравственности».

Суксунские башни в Хохловке

Раньше, посещая музей в Хохловке, я хоть и знала, что деревянные постройки были свезены туда со всего Пермского края, но мне всегда казалось, что там преобладает северный стиль, что основная зона их расположения была около Чердыни. Велико же было мое удивление, когда в Суксуне я узнала, что большая часть деревянных храмов и башен Хохловки свезена туда именно из Суксунского района.

В архитектурно-этнографическом музее «Хохловка» можно видеть одну из башен Торговижского острожка, вернее, ее немного уменьшенную копию. Интересна ее история. Острожек был обнесен частоколом и рогатками, а башен таких имел пять или семь. Он выстоял во время опустошительного татаро-башкирского набега 1708 г., когда были разорены Ординский и Медянский острожки. А вот пугачевские отряды сожгли и его. Сохранилась одна надвратная двухъярусная башня, названная Спасской по образу Спасителя, помещенному над окном. Местные жители так чтили старую башню, что ежегодно на Иванов день — 24 июня — водили к ней крестные ходы и служили молебны. Летом 1899 г. башня сгорела в случайном пожаре. А в 1905 г. она была восстановлена на собранные обществом деньги. Наконец, в 1970-х гг. редкий памятник деревянного зодчества был перевезен в «Хохловку», реставрирован и открыт для осмотра посетителями музея.

Как мне сказали суксунские краеведы, в Хохловке находится и деревянная церковь Тохтаревской Богородичной Кунгурской мужской пустыни, возникшей в 1645 г. в том месте, где по преданию к татарину Тохтарю приплыла по Сылве чудотворная икона с образом Неопалимой Купины. Говорят, что эта чудотворная икона очень часто мироточила, и то место, где она располагалась в деревянном храме, до сих пор источает чудное благоухание. После этого, будучи в Хохловке, я пыталась найти это место, но, увы, безуспешно. Сам же образ Неопалимой купины настолько плотно вошел в историю и быт поселка, что даже герб Суксуна запечатлел его. В лазоревом поле щита два серебряных с вогнутыми сторонами квадрата, образующих восьмилучевую звезду, между лучами две серебряные горизонтальные волнистые линии, это символ иконы Неопалимая купина. Особенно красиво эта восьмиконечная звезда смотрится на подъездах к Суксуну, сейчас стилизованный герб установлен при въезде в поселок. Последний раз мы ездили в Суксун в августе, и символ привлек мое внимание, серебристо-голубая звезда на фоне желтого поля спелой пшеницы смотрелась потрясающе. После этого я стала у всех спрашивать, что она собой символизирует, так и узнала эту интересную историю.

В Суксуне много и других интересных мест. Которые, увы, за нехваткой времени мне пока так и не удалось посетить. К примеру, священная роща около деревни Янгельда, в которой сылвенские марийцы, в том числе и христиане, до сих пор совершают языческие обряды. Говорят, что туда приходят мужчины в белых одеждах, становятся на колени перед священным деревом, и старший жрец читает древнюю молитву. Подобные ритуалы, я видела в Гималаях, в Индии, когда люди молились священным кедрам. Здесь, же я только слышала про священные рощи марийцев, как в Суксуне, так и в Удмуртии, но ни разу там не была. Говорят, есть недалеко от Суксуна и такие любопытные явления, как "уходящие" и внезапно появляющиеся озера. Такому карстовому явлению обязано своим появлением чудесное озеро Лесное в самом Суксуне. Много легенд и сказаний слышала я про Ключи, хотя тоже там не была. Так что много чудесных открытий можно сделать и в пределах Суксунского района. Ведь каждая местность неповторима, несет свою тайну и загадку, нужно только правильно подойти к ней, и она тебе откроется и покорит на всю жизнь.

 

Источники фото:

Пермский край. Энциклопедия Наш Урал РосОМЗ websuksun.com avtobrodiaga.ru