«В огороде бузина…»
Нити из детства
«Правильная жизнь»
Одиночество и равенство
Начало практики
Когда уходят иллюзии
Шаг вглубь
«КОНЬ НА СКАКУ И ПТИЦА ВЛЁТ…»
ПРАВИЛА ИГРЫ
ЧАША
ГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ ОПТИКА
«ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРОЩЕ ВРЕМЕНИ?..»
Во дворе было непривычно тихо. Куда-то делась вся ребятня, еще вчера увлеченно лупившая снежками в ржавую стену гаража. Петька из 28-й квартиры бросил терзать свой мотоцикл. На лавочке у второго подъезда молча сидели старушки, исподволь оглядывая людей, сновавших туда-сюда.
- Вот ведь, народу-то сколько. Неужто все знакомые ?
- Дак ведь детей-то у них сколько ? А родни ? Вот и пришли все.
- И то верно. Помочь, да еще что…
Тихую беседу нарушило шуршание шин. Во двор, побрякивая какими-то железками, въехал автобус. Остановившись в нескольких метрах от подъезда, водитель открыл двери и, выпустив пассажиров, стал разворачивать угловатую машину.
Пятеро мужчин, которые приехали на похороны, неторопливо огляделись.
- Вот так удобнее выносить будет, - сказал пожилой, коренастый Иван Савельевич.- Положено хоть немного, но пронести на руках.
Стоявший с ним рядом мужчина чуть приподнял брови, но возражать не стал. Его серые глаза внимательно обежали все пространство двора и остановились на лицах старушек. Те с любопытством разглядывали вновь прибывших.
- Васильевна, а это кто ? – спросила подслеповатая бабуся с желтым морщинистым лицом. – Что-то я их и не признаю.
- Еще бы ты их признала. Нездешние они, с Володькиной работы. Помогать приехали.
Иван Савельевич взглянул на часы.
- Зайдем, мужики. Через пятнадцать минут второй автобус придет. Надо посмотреть, что и как, примериться.
Все пятеро вошли в квартиру. Там стояла такая же тишина, время от времени нарушаемая шепотом собравшихся людей, стоявших с какими-то застывшими лицами у гроба, где лежала Анна Семеновна.
Вся маленькая комната с гробом, стоявшим посредине ее и людьми вокруг, была так ярко освещена солнцем, что казалось невозможным и это скорбное молчание, и напряженность, висевшая в воздухе густой пеленой.
Подойдя ко гробу, Сергей чуть склонил голову, перекрестился. Взглянул на покойницу… и чуть было не улыбнулся. Анна Семеновна лежала со сложенными на груди руками, плотно сжав глаза и губы. Эти желтые пухлые ручки и немного округлое лицо выглядели умиротворенными и спокойными. Фигурка женщины была так укутана во все белое, что походила на куколку бабочки какой-то удивительной породы, куколку, которая только кажется мертвой.
В двух шагах от тела, будто стараясь одним взглядом охватить всю фигурку матери, стоял Владимир Пищальников. Лицо его было спокойно и почти расслаблено, только время от времени кривились губы, и блестела в уголках глаз влага.
Сергей подошел к Пищальникову, чуть сжал локоть. Красноватые, воспаленные глаза Владимира как-то непонимающе и растерянно взглянули на него. Что, уже приехали ?Да, все тут.Оба замолчали. Внезапно, как-то беспомощно заморгав глазами, Пищальников прошептал: «Я ведь не думал, что так скоро, а она… Такой удар!»
Сергей еще раз тронул его за локоть:
- Володя. Все будет хорошо.
С улицы донесся цвук мотора. Подошел еще один автобус – для провожающих. Тут же были принесены полотенца, которые нужно было продеть в ручки гроба. Все было готово.
- Выносим, - скомандовал Иван Савельевич.
Толпа расступилась, кто-то вышел на лестницу – подхватить, если что. Гроб вынесли к подъезду и снова поставили на табуреты.
- Смотри, Семёновна, двор твой, - послышался чей-то голос.- В последний раз смотри.
Все замерли. Только клен шевелил неопавшими еще с прошлой осени «вертолетиками» да бежали куда-то никому неподвластные ручьи. Постояв полминуты, поднялись, пошли к уже открытым задним дверям автобуса-катафалка. Осторожно поставили на место гроб, вошли и сами. Старушки и родня уселись во вторую машину. Пора было ехать, отпевание на час назначено.
*
Автобусы медленно ползли в гору. Дорога была неважная, толчки следовали один за другим и, чтобы уберечь мать от лишней тряски, Пищальников стал придерживать гроб. Руки его время от времени касались лба матери, будто гладили и запоминали то драгоценное лицо, которое скоро не будет доступно никому.
Подъехали к старой церкви, осторожно внесли гроб. В тесном пространстве храма, было такое множество народу, что казалось совершенно невозможным протиснуться в этой толпе, но увидя гроб, люди как-то сжимались, давая дорогу. Наконец все, кому положено, стали на свои места и служба началась.
Батюшка Феодор, священник в третьем поколении, был старый уже человек. В любое время года у него стыли обмороженные еще с детства ноги и поэтому обычной его обувью были старые, с обрезаными голенищами валенки. Шаркающей походкой ходил он по храму, вёл службу с трудом.
Время от времени где-то в пристройке храма звонил телефон, батюшка останавливался и, ничуть не смущаясь серьёзностью момента, спрашивал неровным, срывающимся голосом:
- Что ? Что он сказал ? Приедет ?…
Бабуля, исполнявшая какие-то непонятные для непосвященных обязанности, что-то бубнила ему в ответ, батюшка кивал успокоенно и продолжал…
«Странно это» - подумал было Сергей, но тут батюшка как-то по-особенному запел, дребезжащий старческий голос поплыл под сводами и что-то невидимое появилось в пространстве храма.
Оно было настолько тонко, тоньше дымки, тоньше самой мысли и, тем не менее, это было реально. Медленно, будто оглядываясь вокруг, двигалось оно над скрипучим полом и головами людей. У него не было привычной протяженности и каких-либо очертаний, но оно возникло в пространстве подобно тому, как в тишине повисает невысказанный кем-то вопрос. Казалось, ему чего-то не хватает.
Эта неполнота его была восполнена простыми словами молитвы и вот оно, обретя, по видимому, необходимую силу стало… Чем ? – Звоном ли, постепенно стихающим в глубине пространства, или самим пространством – об этом Сергей не думал. Слова молитвы, произведшие действие, стали для него простыми и ясными. Необходимость и чудо свершения проявились так естественно и уже неважно было, что произойдёт дальше.
Старый священник сделал свое дело. Бабочка улетела.
После кладбища и поминок, когда все стали расходиться по домам, погода переменилась. Солнце скрылось за тучами, стало холодно и сыро.
Старый автобус нес по городу своих притихших пассажиров. По стеклу окна стекали капли дождя, что-то бормотал мотор, лязгали двери. Сергей, не отрываясь, смотрел на проплывающие мимо дома и деревья, на редких, идущих куда-то прохожих. Каждый тянул за собой след, каждое существо владело тайной, чаще всего и не подозревая об этом.
Незыблемость существования касалась всех, поток Жизни омывал все эти мокрые от лица, всех без разбора кропя и благословляя.
- Мир вам, - прошептал Сергей и вышел в открывшуюся перед ним дверь.
***
СТРАННЫЕ МЫСЛИ
Rassvet nad gorodom 320x243Человек этот до сих пор верил в необозримую мощь, скрытую внутри него и вот – на тебе! – обстоятельства дня начинают довлеть и над ним тоже!
Он верил и верит, что только согласившись с возможностью смерти ты умираешь. Он верит, что болезнь происходит оттого, что человек в какой-то роковой момент соглашается с этой кашляющей и хромающей немочью, которая одолела не только его, но и многих других, живших неправильно, не так, как он, верящий в свое избранничество перед обстоятельствами и судьбой.
В один прекрасный день этот полубог садится в автобус, едет на работу. К концу дня он ощущает, что внутри у него что-то не так, а еще через пару дней его одолевает – откуда только она взялась! – одна из многочисленных болезней, которые терзают самого обычного человека.
Человека, который так внезапно для себя заболел, звали Сергей Николаевич Лаврушин. От роду ему было тогда тридцать пять лет, жил он большую часть времени один, так как своей семьи у него не было. Жизненный путь, который он прошёл не был простым, хотя и проходил среди событий обычных.
Первое время к своему недомоганию он относился несерьёзно. Болезни, как и многие слабости, свойственные большинству из нас, Сергей привык игнорировать. Относясь с недоверием к представителям «официальной» медицины, он мнил себя этаким «стойким оловянным солдатиком», спокойно перенося на ногах свои незначительные хвори.
Но в этот раз всё было не так. Кашель, сухой удушающий кашель, раздирал грудь и горло, по ночам бешено колотилось сердце. Слабость и пот довершали общую картину физического недомогания.
Лихорадочно перебирая в уме всё, что предшествовало хвори, Сергей вспомнил, как дуло из неплотно прикрытого автобусного окна. Вспомнил и другое. В ту субботу он должен был написать пару модулей новой программы управления, которую они делали вместе с Андреем. Желание сделать эту часть работы по-своему, не так, как учили, подогревалось лёгким чувством собственной значимости и было вполне обычным в их среде. Молодые, способные ребята за три года ухитрились внедрить такое количество своих идей, что родное предприятие невольно попало в зависимость от их разгоряченных успехом голов и рук.
Поначалу всё шло хорошо. Опрос контроллера он наладил, благо Андрей все внешние переменные «прописал» еще в пятницу. Но дальше – как застопорило! Созданная с помощью немецкого инструментария программа не желала глотать уже готовые к обработке данные. В поисках решения Сергей попробовал выйти в Интернет, но в субботу доступ к Паутине у них был закрыт. Поиграл настройками программы – результат тот же. И вот тут Сергей совершил ошибку.
Надо сказать, что этот, обычно спокойный и ровный с окружающими молодой человек временами впадал в гнев. Причинами вспышек могли быть несправедливость или барственные манеры начальства, давняя, непреходящая обида или еще что-то, но самое главное – и он это знал – было чувство бессилия. Бессилия перед обстоятельствами жизни, бессилия сделать - именно сейчас! – то, что так было нужно – и не ему одному.
Сергей битых два часа просидел за клавиатурой, чувствуя, что решение проблемы где-то рядом и на все корки костеря несчастных немцев, создавших такой корявый инструментарий. Поняв наконец, что сегодня ничего не выйдет, он оделся и вышел из душной лаборатории.
Миновав турникет проходной, Сергей вдруг остановился. «И что это я так раскипятился?» - подумал он. Горячая волна стыда окатила его с головы до пяток. Все те слова, которые он произносил сегодня мысленно и вслух вспомнились ему и встали перед мысленным взором горячей, клокочущей стеной. Где-то там, в районе сердца послышался укол. «Вот, опять не сдержался.» - пришла вторая мысль, но тут надо было успеть на автобус и Сергей что было прыти понесся на остановку.
Как всегда, стоило ему миновать проходную и, казалось бы, забыть о работе - пришло решение нависшей проблемы. Такое свойство ума часто наблюдается у людей творческих профессий, благодаря ему делается большая половина самой трудной работы, но как оно непредсказуемо! Нет, чтобы появиться раньше, хотя бы на пять или десять минут, так ведь идеи приходят к нам в самой неподходящей обстановке! «Ну да ладно, в понедельник попробую», - решил Сергей и, порадовавшись за себя, поехал-таки домой.
*
К концу дня у Сергея воспалилось горло. Дня через три банальнейшая простуда перешла во что-то вроде бронхита. Такое с ним уже случалось, осенью или зимой Сергей заболевал – ненадолго. Неделю он чихал и кашлял, потом - максимум полмесяца его мучил насморк и, в конце концов, хворь оставляла молодого человека. Однако в этот раз всё оказалось гораздо серьёзнее, и вот теперь он лежал, совершенно измотанный болезнью…
Отчего же так прицепился к нему этот кашель, откуда слабость и глупые мысли о смерти? Интуиция подсказывала ему, что причиной странного эксцесса был конфликт, давний и затянувшийся конфликт со всем миром. Это был не просто спор за право вести себя, нет, скорее это была трещина или рана в самой глубине человеческого существа, мешавшая ему, Человеку, быть самим собой.
«Оглянись не во гневе, а в смущенье и горести…» - слова поэта, когда-то всколыхнувшие не одну душу, сегодня вызвали волну неприятия. «Что толку от чувства вины, если я и так знаю, что был неправ» - подумал Сергей.
«Неправ?» - удивилась совесть - «Да ты, парень, неправ всегда!» И тут же, смягчившись, добавила: «Ну или почти всегда…».
«Похоже, я слишком резко сужу обо всех, кроме себя», - пришла новая мысль - «Стремление к чему-то светлому плохо сочетается с привычками жить, как все. И дело даже не в том, что раздражаться по пустякам непрактично, что надо жить так или иначе. Всё дело в том, что ты не даёшь вырасти в себе тому, что составляет самое главное в твоей жизни. Ты похож на пловца, усиленно гребущего к берегу с пудовой гирей в руке.»
Перед внутренним взором Сергея возник шершавый, словно камень, груз старых страстей и привычек. «Можно ли усилием воли расколоть эту глыбу?» - спросил ум. «Наверное, можно», - ответило сердце, – «но лучше сделать вот так…».
Тихое, золотистое тепло стало подниматься из глубин существа. Оно не было ни внутри, ни снаружи, оно не принадлежало этому существу, но было неразрывно связано с ним. По мере того, как оно поднималось к поверхности осознаваемого бытия, навстречу ему устремлялся поток чего-то невообразимого. Этот невидимый поток нёс в себе такую Любовь, о которой можно было только мечтать, но совершенно невозможно коснуться. Она имела огромную силу, но сила эта была так нежна и ей не было нужды заявлять о себе, она просто проявилась везде и во всём.
Через несколько минут Сергей заснул.
*
Когда Сергею Лаврушину исполнилось тридцать, он стал замечать, как все события его жизни, происходящие, казалось бы случайно и по разным причинам - всё это многообразие выстраивается в линию. Геометрия этой кривой была ещё неясна, но было очевидно, она связана с поступками и мыслями Сергея.
Знание это пришло к нему не столько из книг, сколько из собственного опыта. Будучи знакомым с некоторыми теориями насчёт воздаяния за те или иные дела, он пытался разобраться, как же на самом деле всё это происходит.
На первый взгляд, теории не имели ничего общего с реальностью. Богатые оставались богатыми, бедные влачили нищенское существование. Сильный торжествовал над слабым, самодовольно потирая руки.
Затем возник вопрос – а почему, собственно, последствия должны наступать сразу? Сергей поймал себя на мысли, что воздаяние за дела человеческие неизбежно ассоциируется у него с наказанием. А должно ли это быть именно наказание?
Вспомнилась школа, Мария Ивановна, лупившая линейкой то по парте, а то и по рукам «особо выдающихся» учеников, вспомнилась «Эвелинушка» - учительница немецкого, которую ребята боялись, как чёрт ладана. Однако ж стоило «училке» выйти – ну хотя бы на пару минут! - как весь образцовый порядок обращался в полнейший бедлам.
И в то же время были уроки Софьи Сергеевны, на которых даже самые отчаянные ухари сидели тихо, как мыши, во все глаза глядя на царившую над классом математичку! Кстати, именно тогда дела у Лаврушина и пошли в гору, хотя интерес к точным наукам возник у него давно.
Получалось, что кнут не есть орудие Судьбы. Равно как и пряник. Тогда может быть свобода воли и есть тот основополагающий принцип, согласно которому всё в этом мире развивается, достигая некой зрелости и радикально меняясь впоследствии? Но, глядя на охвативший страну хаос 90-х, многие люди поняли, что вольность и свобода воли – не одно и то же[1].
Как беззастенчиво и лихо растаскивались по углам богатства некогда могучей державы! В такие времена человек, ранее ничем не примечательный, внезапно обретал лицо. Один становился бизнесменом, другой вором, третий удивлял мир внезапно открывшимися ораторскими способностями. И хотя для окружающих эти перемены часто были неожиданны, каждый поступал именно так, как вели его скрытые от непосвященных силы.
Эти силы были самыми разными. Одни из них представляли собой более или менее незаметные группы людей, предпочитавших оставаться в тени, играя роль серых кардиналов, цели которых были так же неясны, как и цвет их одежд. Вторая группа действовала как будто открыто, пользуясь всецело поддержкой властей и саму эту власть как будто представляя, пытаясь что-то реформировать посреди торжественного развала. Но, как сказал один знаток русской словесности, «…хотели сделать хорошо, а получилось, как всегда». И это было именно так.
Третья группа сил немного напоминала те, что управляют жизнью муравейника. Беспощадность к чужакам и неуклонное стремление к росту, к росту через поглощение тех или иных даров Земли. Однако же, именно эти силы еще как-то поддерживали целостность страны[2], утверждая некое подобие порядка – не идеального, но порядка. И эта же группа сил, менее антропоморфных, чем первые две, не давала людям потерять надежду в то, что всё может быть устроено иначе, по-человечески, без чрезмерных мук и потерь.
На уровне «отдельного» человека силы эти вели к проявлению скрытых до поры способностей, действуя, как селекционер, стремящийся вырастить невиданный ранее сорт. Несмотря на происходивший повсеместно отбор глупых или послушных, чаще всего просто безвольных людей, на этом сером фоне вспыхивали то и дело звёзды…
*
По мере обретения опыта, в поисках истины Сергей всё более и более углублялся в свой собственный внутренний мир.
Из книг ему было известно, что причины нужно искать прежде всего в мире внутреннем. Но прочитанное оставалось в плоскости чисто теоретических знаний, пока Лаврушин не понял, что та линия, вдоль которой выстраивается вся жизнь его, восходит ко временам детства.
С детства начиналось всё, привычки, привязанности, черты характера – словом, всё, что, как принято считать, отличает одного человека от других. Повышенная чувствительность и музыкальность натуры, любовь к природе, к огню и теплу, стремление узнать об этом мире – как всё устроено и отчего дела обстоят именно так, а не иначе. Этот набор качеств вполне обычен для большинства детей. Но как, когда мы утрачиваем ту ясность глаз, что отличает ребёнка, почему гаснут искорки любознательности, а непосредственность уступает место притворству и чёткое следование условностям мира людей становится залогом успеха среди себе подобных ?
Может быть дело в нескольких узловых моментах жизни, моментах счастья или горя, очень важных для человека в любом возрасте, а для ребёнка и подавно. В череде обычных и как будто серых дней горят они, как огоньки и каждый из них имеет свой цвет. Чем ярче горит огонёк, чем чище его цвет – тем богаче человек. И только отвернись, забудь о них среди повседневности – придут и напомнят о том, что действительно важно, что не проходит с годами и не исчезает бесследно.
Но откуда берутся они, эти чудные маяки? Из какой почвы вырастают цветы радости и печали ?
*
С детством Лаврушину повезло. Стоило только обернуться, перед глазами возникали родной посёлок Сергея, старый бревенчатый дом, добрые руки бабушки.
Маленький Серёжа любил смотреть, как в большой русской печи горит огонь. Огромные языки пламени жаркими струями подпирали свод печи. Синеватые у основания и оранжево-красные на концах, они вырывались через цело[3] и, постепенно теряя яркость, исчезали в дымоходе.
На дворе стоял трескучий мороз. Каждый раз, когда открывалась входная дверь, в дом врывался холод. Клубы пара стремительно бросались в комнаты, но на их пути была кухня, в которой безраздельно царила ПЕЧЬ и они, так же, как и пламя, исчезали, не смея нарушить покой и уют старого дома.
На смену зиме приходила весна, с её капелями и ручьями, запахом мокрой земли и первыми подснежниками. Эльвира Семёновна – учительница младших классов, была, как ни странно, не слишком-то грамотным и справедливым человеком. Однако в памяти Сергея он осталась вовсе не из-за своих дурных качеств, а совсем наоборот.
На протяжении всей жизни Лаврушин любил вспоминать, как в середине апреля шагал он по проталинам и зелёным лесным лужам вместе со своим классом. Маленькие детские сапоги шлёпали по оттаявшей земле, портфель и брюки были в брызгах грязи, но это было совсем неважно – ведь в воздухе носилась Весна !
Вслед за зелёным огоньком весны вспыхивали алые, синие и золотые огни лета. В конце июля, когда на полях уже стояла высокая – в Серёжин тогдашний рост пшеница, выдался как-то вечер.
Сергей с мамой вдвоём шли вдоль кромки леса. Ветра почти не было, только время от времени по полю будто волна пробегала и тут же начинали шуметь ели.
Мама напевала «А степная трава пахнет горечью…»[4]. Слова и мотив песни, закатное ясное небо, тропа, убегавшая вглубь пшеничного поля – всё звучало таинственно и тревожно. И где-то рядом были мысли о полёте, сказочном непредставимом полёте сквозь эти лучи и траву, над полем и верхушками деревьев, душа неслась и неслась навстречу – чему ? – с щемящим чувством свободы и чего-то такого, о чём мальчик Серёжа тогда ещё не думал.
Полёт, полёт, откуда эта странная мечта ? И эта уверенность в бессмертии человеческой души, в изначальной, присущей человеку, но сокрытой мощи, уверенность пришедшая сама собой, когда Лаврушин учился в 9-м классе…
*
Мысли эти вернулись к нему через 20 лет. Будучи уже взрослым, Сергей часто обращал свой взгляд в прошлое, в котором были эти и другие мгновения счастья. Но сколь бы ни был счастлив человек, мгновения так и остаются мгновениями, а повседневность – повседневностью. Жизнь каждого из нас, за редким исключением, устроена подобно ожерелью, в котором наряду с розовыми встречаются жемчужины черные, как ночное небо.
Говорят, что в счастье все люди похожи, а в горе каждый по-своему одинок. Утверждение это, как и многие высказывания о человеческой природе, можно истолковать и наоборот. Достаточно заметить, что и в горе почти каждый человек склонен к печали и печаль эта проистекает от чувства бессилия перед обстоятельствами, сложившимися в данный конкретный час неблагоприятно для него, перед обстоятельствами, которые противоречат намерениям и планам человека. Счастлив же человек бывает по-разному: в зависимости от привычек, образования, тех или иных пристрастий, в зависимости от воспитания. Тем не менее, в приведенном нами высказывании имеется некоторая доля правды, состоящая в том, что счастливый человек, как правило, находится в ладу с самим собой и с окружающим миром. А несчастье приносит ощущение одиночества перед лицом неведомой и грозной силы, имя которой – Неопределенность.
*
В тридцать лет Лаврушин попал в безнадежное положение. Женщина, которую он любил, поставила условие: «Или я или…». Ситуация банальная до безобразия, но выхода из нее Сергей не видел. С одной стороны этого уравнения была желанная, наконец-то обретенная семья, женщина, на которую он смотрел два года, никак не решаясь подойти и так неожиданно ставшая его женой. Надежды и мечты, связанные с этим человеком были так радужны и разнообразны, что заполнили весь мир молодого человека, не оставив почти ничего. На другой стороне оказались прошлое, в котором были песни мамы, зима с домом и печкой, весна и первые ручьи. На этой же стороне оказался человек, которого необходимо было предать, попросту говоря – выгнать из дома, чтобы в этом же доме, в котором Сергей провел детство, осталась та, что пришла, казалось, как дар небес.
Но что это за дар, что это за чувство, ради которого нужно сделать такой страшный выбор?! Слепота, страшная слепота страсти и отчаяния, как пелена окутала сознание Сергея. Чувствуя, как мир вокруг рушится, он вяло кивнул в ответ на предложение жены. А в другой комнате тихо плакал тот человек, из-за которого, казалось и вышел сыр-бор. Бабушка была согласна на всё: уехать к дочери (матери Сергея), исчезнуть, не быть совсем – лишь бы ему было хорошо…
Три дня клубилась Неопределенность. За это время Сергей познал и томление, равное смертному и отчаяние от собственной ничтожности, муки совести, говорившей что-то, но не разобрать было её слов в темноте. Он ходил на работу, говорил с людьми, ел, пил и спал. По вечерам навещал жену, которая ушла к родителям сразу же после того разговора. И ничего не предпринимал. То есть он соглашался, что надо что-то делать, что так дальше невозможно, но всё в нём как будто застыло. Одиночество вдруг охватило молодого человека, охватило и не отпускало.
И вот в этой страшной темноте, так плотно обложившей сердце и разум, забрезжил свет. Не было никакого «голоса свыше», но откуда-то из глубин сердца повеяло свежестью, ароматом черемухи и весенней грозой. Когда и отчего произошла такая перемена, Сергей не мог объяснить даже через несколько лет, он помнил одно – чем плотнее была тьма, тем отчетливей горел огонёк веры, неяркий, но немигающий. Тяжесть, одолевавшая Сергея, вдруг ослабла и появилась странное, ни чем не обоснованное чувство свободы и надежды, которое переросло в иррациональную убеждённость в том, что всё будет хорошо. Надо только переждать.
Действительно, всё произошло совершенно естественно. Через две недели, со скандалом и слезами, жена оставила Лаврушина. Со смешанным чувством он наблюдал все эти метания по дому, сборы вещей, ощущая в то же время позади себя прохладную несокрушимую стену. Чьи-то эмоции били через край, постепенно растворялись в прошлом нежные чувства. Несостоявшаяся жена и теща ухитрились наговорить о нём столько, что привычный ко всему поселковый люд поговорил-поговорил, да и перестал – уж больно невероятно было то, что разнесли эти две сороки, а репутация лаврушинского семейства была высока.
Что спасло его тогда? Трудно сказать когда, но Лаврушин обрёл в себе особое свойство прочности, внутренний стальной стержень, способный сгибаться, но неизменно распрямлявшийся всякий раз, если это было необходимо. Сколько он себя помнил, свойство это жило в нем всегда[5]. Невзирая на внешние обстоятельства, жило в нём спокойствие и какая-то детская вера в конечную справедливость Бытия, вера, сплетенная с мечтательностью, делавшая его похожим на ребёнка. Эта вера, вначале зыбкая и бесформенная, постепенно возрастала со временем, превращаясь в крохотный, но негаснущий огонёк. Вместе с ней к Сергею пришло чувство Правды.
*
В русском языке слово мир имеет, как минимум, два значения. Одно из них связано с понятиями пространства и времени, в котором мы живём. Другое означает состояние умиротворённости, мира, как отсутствия конфликта, не войны. Оба эти понятия сливаются воедино для человека, перенесшего катастрофу личного.
Пока достаточно сил, пока не сломан внутренний стержень, человек способен подняться после удара, он не замыкается в своей скорлупе и не озлобляется. Подняв склонённую главу, человек видит, что мир вокруг него остался прежним, так же поют птицы, идут дожди, рождаются и умирают миллионы живых существ. Но что-то всё же изменилось, не могло не измениться, ведь он пережил такое! И тогда он обращает взгляд свой внутрь, вглубь, ещё глубже, совершая тем самым то, чего не делал ранее.
Там, в глубине он находит причины печалей и радостей своих, свои позор и достоинство. Человек видит, что не так уж ничтожен он сам, его ощущения, мысли и поступки, что даже желания чисты сами по себе, ибо они присущи ему изначально. Он видит дар самой Жизни, прекрасный, но неправильно употребленный.
Поскольку личное еще не оправилось от удара, силы природы свободно циркулируют в таком человеке и эти несколько мгновений свободы дают ему видение. Он зрит внутрь себя, но видит весь мир!
Событие ещё не произошло, а человек уже знает, как будет, ибо ему ведом наиболее естественный порядок вещей – он видит тысячи незримых нитей, связывающих предметы окружающего мира, ибо всё сходится в нём самом! Он понимает, что мир ведёт себя так, как его ощущает он[6].
И вот когда человек начинает действовать в соответствии этим, новым для него мироощущением, чувство Правды становится не просто случайным, невесть откуда залетевшим ветерком, а остается с ним на всю жизнь. Оно непостоянно, как ветер весной и уходит куда-то, стоит только оправиться от удара. Привычные вещи, такие реальные и необходимые для нашей жизни, казалось бы вытесняют это странное чувство, но не навсегда. Оно связано с миром внутри и готово прийти к нам на помощь.
*
Понимание приходило постепенно. Болезнь никак не уходила, однако Ночь, в которую Сергея охватил невиданный поток поистине вселенской любви, любви самого Пространства, стала точкой перелома.
- Ты или умрёшь, или изменишься, - сказал ему голос, – твои вспышки так же неуместны, как и неверие в самого себя.
- Я слишком много знаю и вижу, так, что мне порой противно от этого. Я вижу мотивы своих поступков и нахожу, что они несовершенны. Я вижу, что даже тогда, когда я делаю доброе, хотя бы и совершенно спонтанно, то всё же думаю потом, как оценят сделанное мной…
- Хм! – голос недоуменно замолчал. – А разве не ты ли написал: «Всё видеть, различать, дай бог холоднокровья…»? А разве не ты делал то, что естественно для тебя, не думая о том, добро это или зло?
- Одна женщина заметила мне, что я ревнив и ревность эта не о земном. Похоже, это должно быть страшно.
- А сам ты как думаешь? Ты предпочитаешь верить всему, что говорят о тебе другие?
- Мне приятно, когда обо мне говорят хорошо и неприятно обратное, хотя я рад слышать и это. И знаешь, я не верю в неизбежность. Если что-то не так, я это исправлю.
- Вот как! Что ж тогда ты тащишься, как хромая кобыла? Ты видишь и слышишь такое, о чём не подозревают тысячи, у тебя есть талант, не способности, а талант, но нет желания жить! Если ты знаешь, но не делаешь, то ты ничего не знаешь!
Лицо и уши Сергея налились краской.
- Только не надо этого,- попросил голос, – чувство вины и самоуничижение тебе сейчас ни к чему. Давай просто жить.
- Пожалуй, ты прав. Я слишком много думаю о себе, разглядываю себя самого сквозь призму нравственности, ищу дурное в себе и окружающих. Что-то совершаю и постоянно мучаюсь, а от этого становится плохо не только мне, но и тем, кто рядом. И не только рядом. Ты говорил мне о пере птицы[7]…
- Да, это так. Но ты даже не представляешь, насколько тесно связаны твои мысли, дела, все твои движения с этим миром…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- А знаешь, хорошо, что Ты есть!
* * *
[1] Свобода воли предполагает наличие оной у каждого существа. Воля же есть качество, способность концентрированного мышления, при которой материя мысли выстраивается так, что образует в Пространстве мосты, по которым идёт решение проблемы, занимающей ум. При этом обязательно единство ума с другими аспектами Существа, иначе рука не будет делать то, что велит ум, и сердце также будет противиться движениям ума и рук, ибо оно болезненно реагирует на дисгармонию. Бедное сердце, кто тебя слушает ?!
Воля одного существа не должна ограничивать свободу воли другого, но, коль Существо пытается эволюционировать, воля становится такова, что она согласуется с миром, находя в нём родственное себе.
[2] Надо сказать, что эти силы характерны не для одной России. То же и в других странах – по всей Земле. Каждый народ по-своему проявляет в себе эти силы, ведь они – всего лишь аспекты Силы, более могучей…
[3] так называется выходное отверстие русской печи, через которое закладывают дрова.
[4] «…Молодые ветра – зелены…», - песня из к/ф «Минута молчания» (1971 г. https://www.kinopoisk.ru/film/461722/ )..
[5] Видимо это тот случай, когда человек уже рожден, имея какое-то наследство. Откуда оно происходит? – Ответ на это можно дать только приняв концепцию перевоплощений.
[6] Получается, что границ личного и не-личного не существует. Возможно это и есть смирение, не слепая покорность судьбе, а именно смирение, мир, а не война с МИРОМ.
[7] «Истинно, перо, выпавшее из крыла маленькой птицы, производит гром на дальних мирах.»
(Рерих, Община, 3.043 )
***
ИГРЫ И ИГРОКИ
Баба Нюра
рис. Л.Берляковой
рис. Л.Берляковой«В этом городе что-то не так», подумал Сергей. Припозднившись на работе, он вышел на автобусную остановку на час позже, чем обычно и вот уже полчаса стоял, ожидая появления своей «тройки». Рядом толпился рабочий люд, такой же уставший и терпеливый. Народ потихоньку потягивал пиво, вился сигаретный дымок, шёл неторопливый разговор о последнем футбольном матче, ценах на бензин, ктото поругивал правителей, доведших страну до такого состояния.
В конце улицы, из-за поворота вынырнул автобус. Все повернули головы и дружно замолчали, напряженно вглядываясь, пытаясь определить, какой это номер. Разглядев табличку с номером маршрута, кто-то облегченно вздохнул, другие же продолжали стоять и, вытянув шею, всё так же смотрели в надежде, что появится еще одна машина.
Старый автобус, гремя как самовар, подкатил к остановке и остановился, тяжело вздохнув при этом. Двери со скрежетом распахнулись и тут началось! Люди, дотоле степенные и уважительно говорившие о том – о сём, столпились у дверей, не давая выйти из автобуса тем, кто уже приехал. Яростно работая локтями, они отталкивали друг друга, подобно обезумевшим животным прорываясь в заветное нутро автобуса. Летели чьи-то пуговицы, слышалась ругань.
Не будь этой давки, все бы давно уехали, да и очки бабы Нюры остались целы. Сухонькая старушка беспомощно топталась, недоуменно и как-то опасливо поглядывая на бушевавшую толпу. Ей было 82 года и жила она в Верхнем городе, как называли его жители Трехгорья. Что её занесло сюда, какая нужда заставила тащиться через весь город и именно сейчас она уже не помнила. В таком возрасте память многих людей способна давать сбои, а если человек этот стар и живёт в городе с его «часами пик», ценами и очередями, то вероятность подобного случая возрастает многократно.
Когда всё наконец улеглось и автобус отъехал, старая женщина осталась и начала что-то искать на грязном асфальте. Сергей подошёл к ней. Баба Нюра бормотала: «Очки, очки мои». После непродолжительных поисков Сергей нашел-таки очки, вернее то, что от них осталось. Подав старушке уцелевшую оправу, он спросил: «Бабушка, а вам куда надо то?»
Бабуля сначала посмотрела на него непонимающе, затем как-то испуганно охнула и повалилась на землю. Едва успев подхватить старушку, Сергей подвёл ее к ближайшей скамье.
Тихо-тихо-тихо-тихо, не падать, вот так…. Спокойно, мы никуда не торопимся!
Около них стала собираться толпа. Ктото нашёл оброненную старушкой сумку, одна женщина подала пузырек.
Там валериана, дайте ей...
Сергей поднес раскрытый пузырек к носу старушки. Та сидела, склонив голову и смежив веки. Вдохнув пары валериановой настойки она открыла глаза. Оглядев собравшихся возле неё людей, баба Нюра спросила: «А это кто такие?». Глаза её наполнились слезами.
- Ну, что собрались? Не видите, ей воздух нужен! – сказал седоватый старик и толпа потихоньку разошлась.
- Она на конечной тройки живёт, ну где магазин еще, а вот квартиру не знаю. Надо бы её отвезти, да мне в другую сторону. На электричку мне.
- Я отвезу, ответил ему Сергей, вы только номер дома назовите, я там неподалеку живу.
- А что его называть, там магазин, а в соседнем подъезде она. А вот и тройка ваша.
*
Тихо, не быстрее пешехода, автобус полз в гору. Сидя у окна, Сергей наблюдал, как люди, такие же как он, уставшие после полного забот дня, идут по улицам городка, заходят в кафе, в магазины, в подъезды своих домов, что-то несут, несут. Несут в руках, в душе, не глядя по сторонам, поглощённые усталостью. Кое-где встречались группки подвыпившей молодёжи, весёлой и раскрепощенной. Мамы везли детей в колясках, у подъездов на лавочках сидели старики. Баба Нюра мирно подрёмывала, привалившись к плечу Сергея.
Тень печали, казалось бы окутавшая город, вызвавшая сначала странное ощущение неизбытого, невысказанного горя, постепенно растворялась в вечернем, пронизанном лучами солнца воздухе. Из приоткрытого окна автобуса повеяло дымком и запах этот, такой загадочный и домашний, напомнил Сергею детство.
*
В поселке Малинино, рядом с их домом когда-то стоял ещё один. Теперь уже полуразвалившийся, дом этот носил славу воровского. За десять лет до рождения Сергея его построил богатый сосед, получивший половину лаврушинской усадьбы еще в хрущёвские времена.
Иван Спиридонов был мужик рукастый, но вороватый. Бревна, доски, гвозди – всё это у соседа было не своё и впрок соответственно – не пошло. Сын соседа, красивый, но слабоумный Васька Спиридонов бросился под поезд, жена спилась. Сам Иван помыкался какоето время один, да и съехал неизвестно куда, отдав напоследок дом цыганам.
На всю жизнь Сергей запомнил вечную беготню голопузых цыганских ребятишек, большие костры в соседском огороде, которых так боялась (вдруг дом загорится!) его бабушка. Смуглые люди, странные и загадочные одновременно появлялись и исчезали, таскали с собой большие полосатые мешки, что-то ковали, жарили на костре мясо.
В спиридоновском доме цыгане провели лето и осень. Они были не прочь остаться и на зиму, но что-то не заладилось у них с властями. После второго визита участкового табор снялся с места – и был таков! Жившая наискосок от них Ефимовна говорила, что кто-то заявил на них, но кому насолили эти странные люди так и осталось тайной. Бабуля, которую сейчас сопровождал Сергей, чем-то ему напоминала Ефимовну…
*
Когда они вышли из автобуса, к бабе Нюре вернулась память. Глаза из доверчиво-детских стали настороженными и она несколько секунд изучала окружающие её дома, тополя, оглядывала немногочисленных прохожих. Подняв взгляд на Сергея, она успокоилась и радостно кивнула ему.
- Хорошо-то как!
Действительно, вечер был хорош. И странно, казалось, что Сергей уже был здесь, чувствовал и эти запахи, и вот так же звучала музыка из окон кафе и птицы кричали о том же...
- Ну, паря, спасибо тебе! – по голосу женщины было видно, что она окончательно пришла в себя. – Ты что, тоже здесь живешь? Зватьто тебя как?
- Сергей. Живу вон в том доме, Лаврушин махнул рукой и, в свою очередь спросил:
- А вас как зовут?
- Да баба Нюра я. Анна Ивановна, значит. А это окна мои.
И они разошлись по домам.
* * *
Лес
рис. Л.БерляковойИюль тогда выдался сухой и жаркий, трава на полях пожелтела, земля кое-где даже потрескалась. Все малининские грибники уже отчаялись было встретить в лесу что-нибудь получше засохшего мухомора, но природа сжалилась над ними и преподнесла сюрприз. В последнюю неделю июля, буквально за три-четыре дня на землю выпала вся месячная норма осадков. Стало прохладно и сыро, но вскоре столбик термометра опять полез вверх, и через неделю появились-таки в лесу грибы.
Лаврушинское семейство очень уважало валуи. Эти «милые грибы» (как говаривала бабушка Сергея) в простонародье именовались кубышками. Может быть оттого, что маленькие, еще 3-4-дневные грибы эти стояли обычно, чуть выставив из под земли, травы и хвои свои мокрые и скользкие коричневатые купола. Они были такие тугие, наполнен-ные жизненными соками – что и говорить, настоящие кубышки! Водились такие грибы в местах тенистых и влажных, и вот, в одно из таких мест шагал по лесной дороге Сергей Лаврушин.
Конечно кубышки можно было найти и ближе – почти у самого Малинино, но не так много, как хотелось и качество их было совсем другим. Спелые, развёрнутые, как тарелки грибы считались вторым сортом и потому Лаврушин шагал целенаправленно в старые лесопосадки с большой корзиной в руке. Там, в «сосенках» было одно заветное место – небольшой кусочек леса, ограниченный по периметру глубокими колеями и завалами. На этом пятачке, о существовании которого никто не догадывался, кубышки произрастали в количествах неимоверных, рядами и кольцами, одинаковые, как солдаты.
*
Старая дорога вела через «коровью поскотину» , пересекала ЛЭП и тянулась всё дальше, между елей, осин и берёз. Если идти всё время по ней, путь занимал минут сорок, но Лаврушин, как и все нормальные грибники то и дело шёл лесом.
Впереди - метрах в ста был небольшой ложок. Решив обследовать его склоны, Сер-гей свернул, где надо и, перейдя небольшую поляну, очутился на границе осинника. Побродив немного в поисках красноголовиков, он решил вернуться назад, но на дорогу, как ни странно, не попал.
Минут десять шагал он по лесу, который знал, как свои пять пальцев, а лёгкое чувство недоумения становилось всё сильнее. Вместо того, чтобы посветлеть, лес становился всё гуще, ели стояли непривычно высокие, с обилием засохших сучьев и так тесно, что временами приходилось проламываться сквозь густую сеть покрытых мхом ветвей.
Что его ждало в конце этого пути, Сергей так и не узнал, сообразив наконец, что заплутал. Остановился. Поднял голову к небу, попытался определить, где находится солнце. «Ага, север там. Ну и что?» - впереди лес, но какой-то не такой, не должно его быть тут. Сзади – осинники, там светло и есть ещё одна дорога. «Значит мне туда», - решил Лаврушин и пошёл, стараясь держать направление.
Через пять минут впереди замаячил просвет. Осинника никакого не было, вокруг стояли ели, но уже не такие мрачные. В промежутках меж ними стали встречаться зарос-шие густой травой и мхами полянки. Ещё минута – и он на дороге, но не на той!
«Так, это дорога в сосенки. Но как я на неё вышел?» - думал Сергей, ошарашенно вглядываясь в знакомые с детства места. Действительно, решив изучить склоны ложка, он свернул с дороги направо, но на дорогу почему-то вышел слева! Как мог он, при ясном уме и трезвой памяти, пересечь десятиметровой ширины ленту дороги с глубокими коле-ями и склонами по бокам?!
Получалось что он, возвращаясь, перешёл-таки дорогу, ничего при этом не заметив и успешно углубился в спелый лес слева, где и должны встречаться высокие мрачные ели с обилием засохших нижних ветвей! Хорошо, ещё вовремя спохватился…
И всё же, что это было? Продолжая путь к заветному пятачку, Лаврушин настороженно поглядывал по сторонам. Голова немного гудела, руки и ноги покалывало. Все чувства разом обострились, как будто в ожидании неведомой, но реальной опасности. Никуда больше не сворачивая, он благополучно добрался до «своего» места, накосил полную корзину кубышек…
*
Всё та же старая дорога вела почти прямо на запад. Был седьмой час, тени от елей уже ложились на дорогу, будто указывая направление, откуда завтра придёт солнце, дере-вья шумели, кивали кому-то цветы и травы. В голове почему-то звенело:
Это не пожар – это
Бабье расцвело лето…
И, хотя до бабьего лета было ещё далеко, песня Вадима Егорова пришлась к месту, ибо всё дышало мимолетным, всё плыло и плыло навстречу вечернему небу, сплетаясь с лучами солнца и струями ветра.
Пространство, сыгравшее сегодня такую неожиданную шутку, было спокойным и дружелюбным. Тайна, которую оно открыло странному человеку, верящему в сказки, состояла в том, что оно – Пространство, вмещающее в себя людей, растения, моря и планеты, было живым. У него были характерные черты и повадки, оно могло спутать все мысли и вывести заблудшего к дому.
Время, которое тоже было живым, мастерски подыгрывало ему. Вместе они образовывали прекрасную пару существ, неразрывно связанных меж собою. Существ, по-своему игривых и жизнерадостных.
Мощь этой пары была так велика, что непосвященному представлялась грозной, но странный человек верил в сокрытые внутри него необозримые силы и в то, что врагов в этом мире у него нет.
***
Попытка истолкования
рис. Л.БерляковойВчерашнее происшествие что-то изменило в нём. Когда он шёл навстречу закату, то не искал никаких объяснений – всё было просто и естественно. Ожившие Пространство и Время были рядом, тайна носилась в воздухе, открывая то одну, то другую грань удивительного мира, в котором жил он – Сергей Лаврушин.
Однако его не оставляло лёгкое чувство неудовлетворённости. И дело было не только в том, что Лаврушин когда-то закончил физфак. Некая рациональность натуры свойственна вообще большинству мужчин, а Сергей ещё с детства начал задавать такие вопросы, что частенько ставил в тупик своих родителей и других взрослых товарищей. Ментальный аспект его личности был развит, но как-то однобоко – стремясь объять умом всё и вся он, тем не менее, не имел необходимых для занятий «серьёзной» наукой методичности и аккуратности. Тем не менее, способность к озарению у него была.
«Так, давайте разберёмся. Почему я оказался на другой стороне?» - пытаясь понять суть происшедшего накануне, Сергей как бы вернулся к прежнему образу мыслей.- «Попробуем объяснить всё рационально.»
Вспоминая, как он шёл, куда сворачивал, обходя те или иные участки леса, Сергей обнаружил, что в его пути скорее всего был отрезок, о котором не осталось воспоминаний. В памяти чётко отпечаталось намерение обследовать склон ложка, как он в поисках грибов дошёл до границы осинника, затем повернул назад… Стоп! Где-то тут произошла подмена.
Если он и в самом деле пересек дорогу, то это означало, что несколько минут из его жизни попросту испарились!
«Я, конечно, человек рассеянный, но не до такой же степени! Мухоморов я точно не ел, а если что и нюхал – то только цветы…»
Отец Лаврушина рассказывал и неоднократно, как ему – старому охотнику и вообще человеку лесному доводилось плутать, что называется в трёх соснах. Такое случалось на исходе дня или при большой усталости и спешке, или в таких местах, где есть развилки дорог, особенно, если на знакомые места посмотреть откуда-то с другой точки, не так как раньше.
Но вчера всё происходило при свете дня, уставшим Сергей не был, да и где там заблудиться-то! – вот дорога, ложок, осинник, там еще одна дорога, но уже не такая…
И, вспомнилось – отец ещё говорил, чаще с усмешкой, чем серьёзно - о происках лесной нечисти. Конечно, о достоверности охотничьих рассказов ходят анекдоты, но не-которые из них были вполне достойны доверия, да и не склонен был отец Сергея к вранью. «Бывало так, что застит глаза. Смотришь на лес и не узнаёшь. Как это получается? Не понятно!» - говаривал он.
*
Так что потеря памяти, как и временная невменяемость представлялись Лаврушину событиями одного порядка с забавами всяких там леших, кикимор и прочая, и прочая. Однако – и тут сказывалось его образование, а также некоторые черты характера, лучше найти объяснение в терминах пространства и времени. Тем более идея уже была.
«Представим себе два мира, в которых присутствую я. Они похожи друг на друга во всех деталях, кроме одной: в мире А я свернул налево, в мире Б – направо. Потом со-знание из мира А переносится в мою голову в мире Б и наоборот. Как раз такой эффект должен получиться!»
Найденное объяснение хорошо накладывалось и на случаи плутания в трёх соснах. Мир, точнее метамир устроен так, что при подобных переходах все нестыковки сглаживаются. Если миры, между которыми происходит такой обмен в чём-то непохожи, то момент перехода происходит как в тумане, память сглаживается, некоторые моменты из неё стираются, дабы избежать повреждения психики живых существ. Точнее не стираются, а тают постепенно. И это можно остановить, заметить подмену одних воспоминаний другими. Хотя нужно ли?
Плавный ход мыслей нарушил Чуча. Пёс, несмотря на солидный уже (4 года) возраст, не утратил ни игривости, ни щенячьего любопытства и совал свой нос всюду, где только мог что-то узнать, попробовать на зуб или высказать свое, отличное от других мнение. На сей раз предметом его занятий стало шевелящееся в траве нечто. Чуча озабоченно кружил на одном месте, наблюдая движение существа, которого никогда в жизни не видел. Припадая на передние лапы, он нюхал, пытался лизнуть и, получив отпор, утробно рычал.
- Ну-ка, брат, что это у тебя там, - заинтересовался Сергей. – Ого, вот это да!
Объектом псовой охоты оказался жук. Большой, с усами и зеленоватым отливом надкрыльев, он беспомощно ковылял в траве, пытаясь избавиться от назойливого преследователя. Челюсти у него были сильные и он ухитрился-таки цапнуть пса за нижнюю губу. Взвизгнув, тот отскочил, но и разозлился не на шутку. Дело принимало серьёзный оборот.
Решив не доводить ситуацию до летального исхода, Сергей осторожно взял жука. В энтомологии молодой человек был не силён, поэтому идентифицировал пришельца как Жучару необыкновенную. Внимательно осмотрев спасенного, он не нашел у того никаких видимых повреждений и понёс его на поляну, подальше от собачьих зубов.
Когда ладонь Сергея раскрылась, Жучара попытался взлететь. Подняв зеленоватые надкрылья, он выпростал из под них тонкие и прозрачные крылышки, такие эфемерные, что непонятно было, как может подняться в воздух столь массивное тело. Пожужжав немного (видимо это был служебный старт), Жучара сложил летательное приспособление и принялся искать аэродром.
Рядом с ладонью человека оказался лист одуванчика. Найдя его пригодным для взлёта, жук переполз на лист, добрался до самой верхней точки и врубил турбины.
- Где-то около двухсот герц, - определил Сергей частоту, с какой махал крыльями Жучара. Тот летел по замысловатой траектории между стеблями травы, кустами и, набрав высоту, скрылся в соседнем огороде. Ветерок, поднятый движениями существа был слаб и почти неощутим, но вслед за ним пронеслась волна настоящего ветра. И тут кое-что произошло.
*
Продолжая собирать ягоды, Сергей погрузился в иное…
Где-то, на фоне угольно-чёрной пустоты летели частицы. Они немного напоминали молекулы кислорода.
- Почему кислорода? – Рядом текли такие же потоки других газов. Он был кисло-родом, кто-то азотом, гелием, радоном… Важно было то, что поток, соответствующий каждому из нас, тек от одного края к другому, подобно тому, как из-за разницы давлений между концами трубы несутся молекулы газа.
Частицы кислорода сталкивались между собой и это соответствовало событиям. Где-то в стороне, в виде замерзших пластов газа, лежали еще нереализованные возможности.
И ещё один скачок, не грубый, но странный произошёл: Лаврушин (вернее то, чем он был) заметил, что не все молекулы сталкиваются. Некоторые из них свободно летели меж своих мельтешащих собратьев и связано это было с безмолвием ума. Выходило, что если успокоить ум, избавив его от ненужных движений, то можно перейти от одного ряда событий к другому. Попросту говоря – сменить реальность. Ибо что мы осознаем? - Всего лишь краткий промежуток, некое пространство около себя. А миновавшие столкновений частицы покрывали расстояния гораздо большие и, выбрав область проявления, становились участниками событий мира, в котором жили разумные существа.
Чуть позже Лаврушин сделал следующие выкладки. Столкновения – события. Между двумя событиями небольшой интервал времени, но уже совершенно невообразимого и пространства, в котором это происходит. Пространства чего? Непроявленные возможности соответствуют точкам в нём, а спящие в заморозке молекулы – это невостребованные ещё участники событий, через которые всё, проявляясь, обретает форму.
Расстояние между точками столкновения соответствует разнице состояний, несхожести событий…
Но ведь «молекулы» - это всего лишь участники, кусочки того потока кислорода, который связан с ним…
Что есть он? Цепочка столкновений, замысловатая, вся в изломах траектория частицы или …
…или весь поток. И рядом другие.
Было ещё что-то, чего долго не мог вспомнить Лаврушин. Информация, свалившаяся на него, была такой объёмной, что вместить её было физически тяжело. Усталость навалилась на человека, ещё непривычного к таким вещам. Решив немного подремать, Сергей пошёл в предбанник, где стояла старая кровать.
Пахло берёзовыми вениками и мятой. Шумел неожиданно начавшийся дождь. Капли стучали по крыше ровным, несмолкающим потоком, а человек уплывал куда-то, в страну, откуда исходят ветры, где рождаются города и горят незнакомые звёзды.
Рисунки Л.Берляковой
***
ЖИВОПИСЦЫ, ОКУНИТЕ ВАШИ КИСТИ
Люди живут настоящим. Об этом говорят их глаза, выражение лиц, особенности речи, походки и многое, многое другое. Тоненькая плёночка Бытия, летящая в Пространстве Событий, тянет за собой след подобно самолёту, несущемуся в синеве. След этот представляет собой череду деяний вольных и невольных, но всегда связанных, соединенных между собою. Многообразие дел человеческих и не только - поступков, мыслей, словом – любых движений всех существ, участвующих в этом, общем для всех потоке, а значит – живущих.
Редко у кого глаза выражают нечто большее, чем поглощенность настоящим. Усталость, как болезнь, поражает нас. Требования деятельного участия, казалось бы противоречат самой идее Жизни, как свободного полёта «от Единого к Единому». Это совершенно естественно, так как пространство событий ждёт каждого участника полёта, ждёт его рук и мыслей, чувств и необузданного стремления к цели, чтобы быть преобразованным … Ждёт полной отдачи.
А мы плетёмся понуро…
Или всё же летим ?..
Уже пройденный путь мы пытаемся рассматривать, как будто для череды мгновений, его составляющих, нет ни прошлого, ни будущего. Статичный набор элементов ? Но опыт познания истории говорит, что прошлое обогащается с каждым новым взглядом вглубь веков. Казалось бы, всё уже произошло и это должно быть известно, но мир так велик, в нём живёт такое множество существ, что человек находит всё новые и новые со-бытия в серой мгле непроявленного...
А может быть прошлое изменчиво?
Путь из настоящего хотя бы в ближайшее будущее, то, о чём думают относительно немногие из нас - он представляется нам более-менее ясным, если мы видим, что было. Продлевая начавшиеся когда-то (впрочем – не очень давно) линии, мы рисуем наш путь на холсте Неопределенности. Чем тверже рука, тем дольше линия, чётче будущее, в существовании которого не сомневается рисующий.
…но что это за толчки вокруг ? Почему рука дрожит и линия неверна? Отчего рисунок пересекла вдруг полоса совсем иного цвета ? Настоящее оказалось совсем не таким, как мы хотели. Не оттого ли, что мы слишком уж привыкли к строго определенным способам движений, забыли о свойствах фона, о присутствии других живописцев? А ведь они тоже наносят краски на холст, да и палитра, кажется, стала общей и там намешано такое…
Мы часто воображаем себе, что все идет, как задумано. Иногда кажется, будто удача плывет тебе в руки, счастье твое совсем рядом – вон за тем поворотом, еще пара шагов и… То, чего так желал человек не сбывается. И что интересно – чем ярче картины нарисованного будущего, чем больше подробностей представляешь, тем дальше и дальше уплывает твой кораблик. И вот уже вокруг сплошной туман, а если случится берег – то совсем не тот…
Существуют ли события до того, как притрагивается к ним наш ум? Если разделять наблюдателя и объект наблюдения, то, конечно, существуют. Если же считать, что наблюдатель и объект наблюдения образуют систему, то вопрос этот теряет смысл. Естественным образом дополняя друг друга, наши внутреннее и внешнее переплетаются, переходы между цветами плавны и вот уже горит радуга СО-Бытия. Ум наш привык воспринимать все это в линейной последовательности.
- Что ж ! – Такова человеческая природа... – скажет кто-то. А может быть усмехнется про себя: «Изобрёл! Это все давно известно!»
Нам нечего возразить столь просвещенному читателю. Но позвольте задать вопрос: «А может ли быть иначе? А если все время держать в голове всю ту сумму доступных знаний (пока что книжных), если жизнь свою соразмерять с тем, что известно… Что будет?»
Пригодятся ли знания? Станут ли искусны руки твои, человек ? Будет ли сердце биться в такт движению сфер, вырастут ли у тебя крылья, обретешь ли, наконец, свое счастье? Не то, маленькое и уютное, произрастающее из затхлого быта, но заветное, с запахами весенней травы, с простором звездных полей и радостью участия в Творении ?!
И опять воображение придает импульс тому, что до сих пор покоилось в гуще непроявленного и бесформенного. Без него нет свершения, но как тонка грань между реальным и возможным! Чем шире охват, тем удачливей лов. Чем щедрее рука, тем сильнее она.
Мы заглядываем в будущее очень далеко, но своим, обыденным человеческим умом и меряем своей мерой. Видим миллион препятствий на пути к счастью и говорим: «Это не для меня. Это вряд ли произойдёт». Мы очень хорошо различаем то, что нам противодействует и думаем, что мир несправедливо устроен.
Но! Самое главное – мы. Нужно смотреть в будущее так, как будто желаемое рядом, осуществимо, до него рукой подать или даже – будто всё уже здесь и мы счастливы тому, что идёт на нас – тому грядущему счастью.
Не думая о препятствиях, проходим их и тогда мир действительно таков, как мы рисовали в мечтах своих!
***
НИТИ
«В ОГОРОДЕ БУЗИНА...»
Все началось с парности событий. Когда Лаврушин учился в 8-м классе, он заметил, что события идут рядами. Например: стоило ему подумать, что хорошо бы перечитать «Приключения Электроника», как через пару дней – с понедельника по ТВ начали показ одноимённого фильма по мотивам произведений Велтистова.
После прочтения первого тома «Великого Моурави», Сергей вместе со своей матерью пошёл в кино. Перед началом основного сеанса показали дополнительный, в котором речь шла об истории грузино-российских отношений и о герое Грузии Георгии Саакадзе [10].
Если бы все ограничилось только этими случаями, можно было говорить о совпадениях, но происходили такие «совпадения» регулярно и была в этом странная, ещё не-понятная закономерность.
«В огороде бузина, а в Киеве дядька». Стоило Лаврушину подумать о чём-то, прочесть книгу, услышать по радио некую новость, как через небольшой промежуток времени то же самое проявлялось иначе, в других формах. Чаще всего это была опять же информация, из книг события перепрыгивали в фильмы, новости по радио группировались с газетами и так далее – во всевозможных сочетаниях.
И, что интересно, если Сергей, заметив парность, переставал думать об этом, то все прекращалось. Иной результат был, когда он начинал отслеживать цепочку событий. В этом случае пары событий становились триадами и тетрадами, иногда они нарастали лавинообразно, объединяя под неким общим знаменателем все большее число предметов, но это еще не были обстоятельства жизни самого Сергея Лаврушина. Поэтому он просто удивлялся и, будучи не в силах объяснить происходящее, постепенно успокаивался и за-бывал.
Так продолжалось довольно долго, настолько, что необычность происходящего стала для Сергея просто еще одной деталью его мира… Живя обычной жизнью обычного человека Лаврушин, как и все, искал счастья, пытался что-то изменить в этом мире, учился, работал.
Неизвестное прочно вошло в его жизнь, когда он испытал потрясение. После разрыва с женой, требовавшей от Сергея предательства по отношению к близкому для него человеку, душа его естественным образом устремилась на поиски сути всего происходящего. Сначала это походило на попытку самооправдания, к тому же, как известно - «при-рода боится пустоты». Спустя некоторое время Лаврушин понял – случилось то, к чему он шёл всю жизнь!
Так бывает с большинством из нас – защитная реакция человеческой души выводит её за пределы узких границ земли. Чтобы вернуться, обретя силы [11], вернуться не для повторения пройденного, но для продолжения Пути. Когда же открываешь в себе нити, идущие из глубины Времен – в другую глубь! – ты видишь каждый день, как совершенно необходимое звено цепи событий. Радуешься приходящему и с благодарностью провожаешь минувшее…
-------------------------------------------------------
[10] - Антокольская, «Великий Моурави». В других изданиях – «Диди Моурави». Речь идет о событиях в Грузии в пору, примерно соответствующую временам царствования Бориса Годунова, до и после этих времён. Центральной фигурой романа является Георгий Саакадзе.
-------------------------------------------------------
***
НИТИ ИЗ ДЕТСТВА
Где-то классе в девятом Сергей впервые ощутил зов природы. Дело было даже и не в естественном созревании организма, не только в нём – происходившие тогда изменения глубоко затронули не только физическую природу его, но, впервые ощутив в себе древнюю, просыпающуюся к активной жизни силу, он почувствовал поток силы еще более могучей и вездесущей. Эта сила шла отовсюду – деревья, камни, земля, воздух, казалось, были напитаны ею. Она проникала везде: то первым лучом солнца, то неожиданной трелью птицы, ароматами трав и цветов, тополиной желтой пыльцой в лужах.
Тогда же Сергей полюбил грозы. Дотоле их боявшийся, он с радостным волнением наблюдал сверкание молний и раскаты грома. Впервые осознав красоту окружающего мира, Сергей не понимал, как это люди не замечают и этого леса, и цветов, и радости, трепещущей в пении жаворонка. Его мать, стройная синеглазая женщина, с ранних лет водившая его по лесам, его бабушка, души не чаявшая во внуке – они, отдав маленькому Серёже всё самое лучшее, вырастили его тонкой и впечатлительной натурой. И насколько прекрасен был мир природы, настолько грубым оказался мир людей.
В одиннадцать лет став городским жителем, Сергей в полной мере ощутил шершавость бетонных стен. Простота и суровость этого нового мира были восприняты им, как жестокость и враждебность по отношению к тем дням уходящего детства, в которых были пшеничные поля, лес, песни мамы. Их старый деревенский дом был совсем не похож на серые безликие коробки, стоящие среди глины и остатков строительного мусора.
Хорошо ещё - в этом городе на центральных улицах было много зелени. Школа также была окружена кустарниками, яблонями и тополями, весной всё это цвело, шелестело и благоухало так, что даже самый отпетый второгодник и забияка Вася Сучков нет-нет, да и повернёт голову посреди урока, с тоской неимоверной глядя в распахнутое окно.
Будучи физически не самым слабым, Сергей нередко становился объектом насмешек со стороны сверстников из-за того, что практически не умел драться. Ну не кому было его учить – в Малинино, на улице, где он жил, были одни девчонки. К тому же до одиннадцати лет мальчик рос без отца. Когда в его жизни появился симпатичный, немного похожий на пирата бородач, Сергей впервые узнал, что такое настоящий дремучий лес, ночи у костра и рыбалка.
Казалось, этот мальчик с вьющимися (как у деда) волосами так и останется замкнутым, не умеющим постоять за себя молчуном. Но, как ни странно, этого не случилось – нашлись у Сергея друзья, с которыми ходил он по лесам, жег костры, играл в футбол. Что в нём привлекало ребят? - Наверное безобидность. Кроме того, на фоне Сергея эти ребята чувствовали себя увереннее - потому, что чему-то могли научить его (ах, как это приятно!) и потому, что он не претендовал на роль лидера [12].
Со временем мальчик Серёжа окреп и научился-таки работать кулаками. После ожесточенной драки с «пацаном» из соседней пятиэтажки он вернулся домой со ссадинами на лице, но уже не побежденным. Исполнив этот своеобразный ритуал, он мог теперь спокойно ходить мимо соседнего дома, ибо перестал быть слабейшим. Его не то чтобы стали уважать, но более не трогали. Учился он не на «отлично», но задачи решал быстрее, чем это удавалось сверстникам, читал много и, казалось, знал всё обо всём, так что классу к девятому за ним закрепилась кличка «Голова».
И всё-таки, несмотря на успешную адаптацию среди подрастающих, Сергей оставался чуть-чуть отстраненным от окружающей действительности, как говорят – не от мира сего. Много лет спустя он пытался определить, что же повлияло на него тогда, сделав таким, каким он стал.
- Книги? – Да, книги, конечно, значили в его жизни много. Особенно ему запомнилась одна из них, которую подарила ему мама. В ней говорилось о планетах и звёздах, о первых астрономах и кострах инквизиции, о красных гигантах и белых карликах [13].
А были ещё повести и рассказы Ивана Ефремова, произведения Стругацких, Айзека Азимова, Роберта Шекли. Не только фантастический антураж, но люди, оказывавшиеся в самых различных обстоятельствах, проявлявшие качества не свойственные большинству из нас, находившие выход из безнадежных ситуаций – вот что привлекало Сергея. Те же герои, но в другом окружении вставали перед его внутренним взором со страниц книг о войне. Была ли то война Великая Отечественная, англо-бурская или ещё какая – не важно, речь шла о том же, мир, в котором жили герои книг и древних легенд был совсем иным.
В мире реальном царила страшная скука. И не то, чтобы Сергея так уж «достало» однообразие повседневности, нет – в детстве всё не так. До какого-то возраста ребёнок совершенно серьёзно считает, что мир его сказок и снов, мир волшебный и тот, в котором живёт он – одно. Фантазии малышей имеют под собой основу не менее реальную, чем наша действительность с её автомобилями, суетой и срочными делами.
Но уже в старших группах детского сада (а то и раньше) детей учат, что есть «правда», а что – так, не в самом деле, оставляя место разве что для «официально признанных» Снегурочки и Деда Мороза. В реальности же были неказистые пятиэтажки, речка «Вонючка», школа и совершенно непонятный мир взрослых с их работой от звонка до звонка, с пьяными криками за стеной и ожесточенностью очередей в магазинах [14].
Конечно, в формировании человека большую роль играет воспитание. Фраза эта столь же правдива, насколько и скучна. Скорей всего на ребёнка оказывает влияние окружение его, особенно в первые годы жизни, а то, что мы привыкли называть воспитанием - лишь формализует, придавая некую законченность очертаниям пришедшего на Землю существа. Книги, фильмы, общение конечно влияют на развитие личности, но остаётся ещё что-то, некий неучтенный или не поддающийся учёту фактор.
Ведь почему-то попадали к нему именно эти книги, встречались люди – именно те, которые нужны были ему в данных конкретных обстоятельствах! Мир вёл себя не просто, как совокупность предметов и событий, но как живое существо, заботливо и бережно ведущее каждую частичку свою загадочным и реальным путём…
Тогда же ( в детстве своём ) он обрёл странную уверенность в сокрытых внутри человека силах, в бессмертии чего-то, присутствующего в нём. Это «что-то» было мощнее гроз, бурь и зимнего холода, оно жило где-то внутри, придавая ему крепость перед лицом возможных обстоятельств жизни.
Сергей запомнил один момент, когда в нём проявилось это качество. Было это во сне. Убегая от преследования чего-то жуткого и черного, которое вот-вот должно было появиться перед ним, безуспешно махая руками и пытаясь взлететь, Сергей внезапно остановился. Мысль, пришедшая ему в голову, звучала примерно так: «А что это я бегу? Сколько можно!»
Ярость, отчетливое ощущение мощи, готовность буквально испепелить преследователя, идущие от него (Сергея) потоки силы …и всё. Былые страхи перед непонятными и враждебными существами, так долго его мучившие, теперь потускнели. Он, конечно всё еще куда-то убегал или улетал во снах своих, но это было скорее потому, что так принято, таковы были правила. Но страх, липкий, обездвиживающий, лишающий всякой способности к сопротивлению - он ушёл и … Впрочем, к этому мы еще вернёмся.
Его считали слишком серьёзным для своих лет. Однако серьёзность эта была ка-кой-то однобокой. Начав какую-нибудь работу, Лаврушин не всегда доводил ее до логического конца, точнее результат его деятельности редко бывал совершенным. Когда он, будучи уже студентом, сдавал лабораторную работу, Александр Игнатьевич (преподаватель курса общей физики) бросил ему упрёк: «Вы, такой серьёзный молодой человек, а так безобразно оформили результаты… Давайте-ка пересчитайте ещё раз погрешности и графики, прошу вас…».
С благодарностью вспоминая эти уроки (на преподавателей ему вообще везло), Сергей как-то задумался, отчего всё так трудно давалось ему в годы учёбы в университете? Первые два года он просто терпел, сдавал зачет за зачетом, экзамен за экзаменом просто для того, чтобы сдать, не вылететь из вуза. Абстрактность преподаваемых дисциплин никак не соединялась в его уме с реальной жизнью, с явлениями окружающего мира.
Это была совсем не та физика, о которой он читал в книгах. Ученые не делали блестящих открытий, могущих осчастливить человечество. Напротив, они долго и нудно возились с какими-то примитивными устройствами, совсем не похожими на могучие ускорители частиц и реакторы, кои во множестве красовались на страницах ранее прочитанных книг.
Ребята, вместе с которыми Лаврушин грыз гранит науки, учились легко. Иное дело Сергей, долгое время не понимавший, отчего его занесло именно сюда. Он хотел быть сопричастным чуду открытий, а вместо этого пришлось кропотливо работать, преодолевая - что греха таить! – лень и скуку. Плюс еще эта «история партии» с её совершенно диким конспектированием сочинений Ленина и резолюций съездов! Только на третьем курсе, когда произошла специализация (т.е. разделение студентов по кафедрам), у него появился интерес к учебе. В конце тоннеля забрезжил свет.
Руководителем двух курсовых, а потом и дипломного проектов у Сергея был Фёдор Константинович Волошин – молодой аспирант с кафедры общей физики. Этот терпеливый очкарик набрал на третьем курсе целый выводок студентов, которые сдав курсовые, благополучно шагнули в следующий учебный год. С «дядей Фёдором» (как его звали студенты) остался один Сергей, которому понравилось возиться с лазерным интерферометром и, самое главное, он впервые получил возможность что-то делать самостоятельно.
Благодаря своему руководителю Сергей попал как-то на семинар, который вёл профессор - один из основоположников отечественной школы конвективной гидродинамики. В тишине аудитории, такой привычной и близкой, постукивал по доске мел и речь шла о явлениях в общем-то знакомых большинству присутствующих.
Лаврушин и еще с десяток студентов сидели тихо, как мыши, наблюдая происходящее со смешанным чувством трепета и радости от того, что понимали и суть разговора, такого непринужденного, и остроумие докладчика, парировавшего выпад оппонента изящным математическим приемом. Формулы, покрывшие огромную (с двумя створками) доску были подобны арабской вязи, явления, описываемые докладчиком, тонко и нетривиально приоткрывали новую сторону привычных вещей так, что в конце действа общее восхищение выплесну-лось таки наружу громом аплодисментов!
Волошин занимался исследованиями конвекции [15] жидкостей в тепловых полях по заданию каких-то таинственных «закрытых организаций». Первое время объектом исследований были растворы различных солей, расслаивающиеся под действием гравитации и тепла. Для того, чтобы узнать при каких условиях происходит это самое расслоение, нужно было поставить десятки, если не сотни опытов. А для опытов, естественно, необходимо иметь оборудование. Что делать! - пришлось изрядно поработать в мастерской.
Лаврушин до этого и паяльник-то в руках не держал – не было в том необходимости, а уж слесарить или фрезеровать что-то – это для него было просто фантастикой. В школе на уроках труда он никогда не был не то что в первых рядах, а вообще… Все, что выходило из его рук было настолько коряво, что Иван Степанович (учитель "труда") вначале просто плевался, а потом просто махнул рукой.
Здесь же Сергею посчастливилось стать участником подготовки настоящего космического эксперимента, целью которого было определение условий возникновения конвекции жидкостей в условиях, близких к невесомости. Требования к чистоте эксперимента и к чувствительности аппаратуры были весьма серьёзны, а потому пришлось забыть о лени и боязни попасть молотком по пальцам, и работать, работать…
И вот, представьте себе, установка сделанная из материалов, что называется «со свалки», на полукустарном оборудовании, позволяла наблюдать такие эффекты, какие теоретическая физика тех лет просчитывать ещё не умела [16]. А как все это выглядело! – Чёткие, как на картинке, линии интерферограмм, малиновый свет лазера, запахи ацетона и проявителя!
К тому же процессы, им изучаемые имели прямое отношение к формированию облика нашей планеты [17] , вся эта хитрая мешанина из градиентов, лапласианов и прочих премудростей действительно работала и отражала скрытую до сих пор суть явлений.
Правда, очень уж упрощенно и к тому же в узких рамках граничных и начальных условий… Стоило чуть выйти за эти рамки, как для исследования явлений оставался лишь узкий путь эксперимента.
Тогда же он вывел для себя формулу жизни, точнее её смысла. Звучало это при-мерно так: «Смысл жизни в ней самой. Во всем нужно достигнуть полноты».
Но сие прекрасное (хотя и не оригинальное) изречение долгое время оставалось всего лишь строчкой в его дневнике, ибо как нужно жить он не знал. Сергей мог пока только мечтать о каком-то необыкновенном счастье, что ждёт его впереди. Критичность по отношению к себе невероятным образом сочеталась в нём с ощущением собственной правоты и невостребованности. Незаметно для себя молодой человек впал в опаснейшую из иллюзий…
-------------------------------------------------------
[12] - Это, конечно, не все причины. Всегда в компаниях подростков можно найти одного-двух мечтательных молчунов. Так устроено человечество – любое общество стремится к полноте. Людей влечет друг к другу и они не понимают отчего…
-------------------------------------------------------
***
"ПРАВИЛЬНАЯ ЖИЗНЬ"
Так сложилось, что с самых ранних лет Сергей пытался жить правильно. Еще с детсадовского возраста, когда многих из нас учат держать ложку в правой руке, не грубить старшим и мыть руки перед едой, он усвоил одно правило – в мире существуют правила, которые необходимо выполнять. И не только для того, чтобы быть на хорошем счету – нет, он видел, что есть воспитатели «добрые» и «злые», что Женька Дубровник - хулиган, а Оля Белкина – умная и красивая девочка, что цыгане воруют, а милиционеры их ловят. Весь мир делился на своё и чужое, далекое и близкое, свет и тьму.
Для того, чтобы всё было хорошо, нужно обладать качествами хороших. Добро побеждает зло потому, что его вершат хорошие люди, Иван-царевич сильнее Кощея, а «красные» лучше «белых». И доброго человека обязательно ждёт заслуженный успех…
Сами по себе качества людей хороших – хороши. Обладать ими неплохо, но как часто для нас примером для подражания служат наши родители или какие-то другие люди. Люди эти – несовершенны и, подражая им, мы, как правило берем на вооружение и достоинства и недостатки. Но и это не самое главное.
Главное в том, что делая всё, «как учили» многие из нас отвыкают действовать самостоятельно и не знают, что можно просто быть самим собой. Конечно, старшие товарищи всегда были и будут для нас примером, но ведь они живут свою жизнь, а каждому из нас нужно прожить свою. И этому научить не может, пожалуй, никто. За исключением Учителя … [18]
Правда, перемешанная с вымыслом подобна мути, поднявшейся со дна водоёма. Если отсутствует течение, чистая и прозрачная вода постепенно затягивается зеленью и, в конце концов, загнивает. Именно поэтому Жизнь время от времени рушит плотину устоявшихся обстоятельств, давая нам шанс стать не лужей, но родником. Качества, конечно, необходимы, но достаточным условием счастья все-таки является действие [19]. Порой даже вопреки всему.
Его первая любовь пришлась на четвертый курс и началась очень просто – с дождя. День стоял пасмурный, где-то в туманной перспективе маячил обед в кругу таких же, как он бедолаг, застрявших посреди бескрайнего свёкольного поля. Медленно продвигаясь в позе «голова вниз – корма вверх», студенты не заметили, как над их головами появилась Туча. Ливень хлестнул по согнутым спинам ребят, кто-то охнул, тоненько, как мышка пискнула Лена Бабушкина и весь народ бросился кто куда – спасаться.
«Однако, куды бечь-то?. До леса пол-километра – не меньше, стогов с сеном нам никто не поставил. Пропадем мы тут…» - примерно такая мысль пришла в головы одно-временно всем. Несколько человек, втянув головы в плечи, обреченно побрели в конец поля.
Но растерялись не все. Олег Черноусов, парень из 4-й группы, порывшись в рюкзаке, достал плащ-палатку. Глядя на него, Сергей тоже потянулся к своему «сидору», где лежала толстая черная клеенка. Захватив руками края палатки и лаврушинской клеенки они вдвоём с Олегом образовали куполообразное укрытие, в котором без труда могло поместиться человек шесть-семь.
- Народ, кто выжить хочет, ком хир [20] ! – предложил Олег.
Несколько девчонок радостно юркнули под импровизированную крышу. Кое-кто последовал примеру Черноусова, соорудив укрытия для себя и товарищей. Вскоре от дождя спрятались все. Или по-чти все…
Когда все бросились в неожиданно выросший «домик», Настя как-то растерялась. Она в жизни никогда не лезла вне очереди, не толкалась у входа в троллейбус и теперь стояла, с удивлением наблюдая возникшую суету. Раз! Два! – двери «домика» захлопнулись, а она так и осталась под дождём…
Глядя на мокнущую фигуру в черной куртке, Сергей испытал странное чувство. Ему захотелось укрыть от дождя и всех ветров это странное существо. Передав кому-то край «палатки», он выпростал из-под купола руку.
- Настя, иди сюда! Тут места полно.
Словно только что ощутив сырость, девушка поежилась и шагнула к укрытию. Приподняв край клеенки Сергей впустил Настю и тут же восстановил герметичность купола.
- Спасибо! - карие глаза девушки на мгновение блеснули из-под пушистых, с капельками влаги ресниц.
Их отношения и отношениями-то назвать было нельзя. Полторы недели на свекольном поле - тогда они волей-неволей оказывались рядом, да еще месяца два происходили встречи, когда вечерами половина физиков с третьего этажа общаги собиралась в триста двадцать первой, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм. Телевизор, взятый напрокат был старенький, черно-белый, но народ был рад и этому. Сергей время от времени бросал взгляды на предмет своего обожания, но подойти и заговорить не решался.
- Как это сделать, ведь все сразу поймут и она поймет! Нет – нет, не сегодня…
Он думал, что может быть, она вспомнит то мгновение на поле или увидит в нем что-то… Перед его глазами было множество примеров гораздо более простых взаимоотношений среди сокурсников и не только. Люди как-то знакомились, ходили в кино, вместе готовились к занятиям и даже создавали семьи… Вырвавшись из родительского гнезда мальчики и девочки временами очень даже бурно вступали во взрослую жизнь, но такое Сергею не нравилось, он мечтал о другом.
Рисовал картины, как они вместе ходят по лесу, сидят у костра, делают что-то со-всем обыкновенное, но вместе. Мучился и ничего не предпринимал…
Чем ярче были картины, тем сильнее была тоска. Стена, странная, непонятная стена стояла перед молодым человеком, впервые узнавшим Силу Любви.
Однажды Сергей договорился о встрече. Они просидели в комнате Насти до часу ночи, говорили обо всем и сразу. Как сверкали тогда её глаза, сколько всего, невидимого, носилось в воздухе! Много лет спустя, Лаврушин думал, а что если бы он сказал тогда о своих чувствах, просто сказал – и всё ! Но момент был упущен...
Примерно через месяц он предпринял-таки попытку объясниться, написал письмо и положил в почтовый ящик. Будто нельзя было просто придти!
Написанное каким-то корявым языком, письмо было полно недомолвок, опасений за свое достоинство и, естественно, не могло вызвать ничего, кроме сочувствия к бедолаге. Последовавшее затем объяснение не принесло ничего, кроме чувства стыда за свою беспомощность, боли от отсутствия понимания и неразделенности чувств.
А болел Лаврушин год.
Однако, как и всегда в таких случаях, был и положительный результат – неожиданно для себя Лаврушин стал напевать мелодии, которых он никогда ранее не слышал, да еще и стихи пошли. Не бог весть какие, но все же… Правду говорят – нет худа без добра!
*
Минуло несколько лет, прежде чем Сергею стало ясно, почему все получилось так, а не иначе. Во-первых он был уверен в том, что у него ничего не получится, тем самым он заранее запрограммировал себя на неудачу.
Ему когда-то внушили, что «первым делом – самолеты», вот он и гнал от себя все чувства, хотя просыпаться они начали еще в школе. При появлении девушки, которая ему нравилась, он всегда испытывал какую-то жуткую неловкость и, хотя сердце начинало стучать неровно, Сергей напускал на себя серьезность, неприступность и безразличие. Отчасти это происходило оттого, что девушки всерьёз его не воспринимали. Им нравились сильные и решительные ребята, «…а этот странный Лаврушин только мечтать умеет и никакого внимания…». Он старался быть ещё серьёзней, хотя для этого ему и стараться-то не надо было!
Во-вторых, при всей тонкости натуры, силой воли Лаврушин не отличался. То, что в детстве он долго не мог научиться, как постоять за себя, являлось одним из проявлений этого недостатка. В жизни необходимо уметь делать выбор, а потом идти по избранному пути, необходимо защищать тех, кому нужна защита, необходимо отстаивать свое мнение. Для того, чтобы чего-то достичь необходимо не только мечтать, но слушать сердце свое и доверять ему. А если уж мечтаешь – твори, иди от мечты к реальности, рискуй и не думай о предстоящих препятствиях! Но чтобы научиться этим простым вещам, для иного человека требуются годы и годы … [21]
Наверное, опытный психолог нашёл бы в молодом человеке массу комплексов и наговорил немало правильных слов об их происхождении. Если же сказать коротко - корни происходившего с Сергеем Лаврушиным кроются в одном из самых больших страхов современности – нельзя показать свою слабость! Ему казалось, что он учится самообладанию, а он просто боялся быть самим собой! Так или иначе, но между ним и окружающими его людьми возникла невидимая стена. Его мир делился на близкое и далёкое, своё и чужое, законы этого мира часто вступали в конфликт с его представлениями о жизни и тем, что он носил в себе.
Как часто то, что мы считаем своей слабостью на самом деле есть лучшее в нас! Убеждаем всех, что мы свои – такие, как все, ценой отказа от самого, порой, насущно-го… Но ведь это – самое насущное или даже заветное – оно составляет суть нашу и от неё никуда не деться. – Что остаётся? – Только закрыть себя на все замки…
*
- Если ты знаешь, что прав, попробуй донести до других правду. Никто, кроме тебя этого сделать не может – ибо никто не знает тебя! Чтобы знать, нужно видеть хотя бы часть цепочки связанных с тобой событий – что-то из прошлого, что-то из будущего.
- Это как – из будущего?!
- Очень просто. Будущее ведь связано с тобой. Если ты делаешь выбор, то получаешь и соответствующее будущее, - разве не так?
- …
- А теперь представь себе свое будущее. Вне связи с обстоятельствами сегодняшнего дня. То, что ты представишь и так обусловлено твоими накоплениями, так что невозможного тебе не придумать. То, что ты представишь ярко и четко – это возможные варианты твоего будущего. Они уже есть и ты можешь проложить к ним дорогу.
- Выходит мы уже содержим в себе своё будущее?
- Естественно! А теперь скажи, кто может знать тебя?
- Только больший, чем я…
- …
- И я сам?
- …
- Только равный мне может нарушить мое одиночество…
-------------------------------------------------------
[18] - Здесь Учитель – в том смысле, которое ему придают на Востоке.
-------------------------------------------------------
***
ОДИНОЧЕСТВО И РАВЕНСТВО
(из тетрадей С.Лаврушина)
Дефицит общения – это голод, такой же, как физический.
Научившись находить источник покрытия этой потребности не в вербальном [22] общении, становишься сам источником вербальным. Общаются с тобой, от тебя, точнее – через тебя берут силы.
Но круг жизни твоей должен быть равен тебе. Не покупайся на лёгкий успех. Друг твой должен иметь хотя бы начальные навыки молчаливого разговора, чтобы вы вместе могли дополнять друг друга.
Дать можно тому, кто может взять и удержать. В пустые руки передать что-либо сложно.
Творение иное – менять мир так, что на месте пустоты растут деревья, летают птицы, встают города. Это творение выше знаний людских, но доступно человеку…
Учитель – это очень внутреннее, сокровенное, связанное с нашими тончайшими движениями. То, что живет в самом сердце Человека, связано с его Учителем. И это понятие – не просто абстракция, а реальность, известная и по сей день на Востоке и постепенно осознаваемая Западом.
А теперь – скажите, сколько таких существ было на вашем пути? Хотя найти его можно и прежде всего – внутри себя. А уж потом, когда нашёл себя, когда узнал Сердце своё – наступает Творение. И вот тогда, перед этим Творением приходит Учитель. И вы его узнаёте, ибо он – это вы, а вы знаете себя.
У Времени вневременная суть
Как струны натянувшихся мгновений
Благословен Сказавший Миру – Будь!
Раздавший миллионы направлений
Дорогам, по которым мы идем, -
Они связуют разные Предметы.
Дыханием Твоим, Отец,
согреты,
Мы светимся в просторе мысли
ТОМ !
-------------------------------------------------------
[22] - Вербальный – значит с помощью слов или каких-то других знаков.
-------------------------------------------------------
***
НАЧАЛО ПРАКТИКИ
Став уже вполне серьёзным взрослым человеком, Лаврушин никак не мог принять только видимую часть мира, ощущая неполноту явного всякий раз, когда его пытались убедить в обратном. Диалектический материализм, научный атеизм и коммунизм – всё то, что несли в аудиторию уверенные в себе доценты-общественники вызывало у него тоску и отвращение. Громоздкость математического аппарата современной науки наводила на мысли о принципиальной невозможности объяснить действительность при помощи одних только уравнений, теорем и аксиом. Хотя в основе мира и лежали числа, но пользовались ими как-то не так…
В то время в продаже стали появляться книжки с названиями наподобие «Большая книга магии», «Как стать экстрасенсом» и т.п. По всем каналам радио и ТВ шли передачи с участием каких-то экстраординарных людей. Один, с регулярностью почтового экспресса заряжал и разряжал воду, кремы и бальзамы. Другой учил оперировать без наркоза. Всё чаще появлялись афиши о приезде целителей, готовых за передать свои знания всем желающим.
Однажды Сергей даже оказался в числе добровольцев, пожелавших испытать силу заезжего гипнотизёра. Толстый лысый дядька начал водить блестящим шариком перед носом Саньки Коростылёва, после чего тот ненатурально захохотал, якобы увидев что-то смешное в зрительном зале. Взглянув на Лаврушина, гипнотизер заявил, что не намерен тратить время на людей, решивших ему противодействовать. Так и не испытав ничего (как тогда он думал), Сергей ушел со сцены…
Неожиданную помощь Сергею оказала мама. Она принесла из библиотеки книгу В.Сафонова «Нить Ариадны». Просто и доступно, этот человек говорил о скрытых способностях людей, о том, как можно помочь своим близким и знакомым, используя те силы, что даны каждому из нас от рождения. В книге этой приводились несколько простых приемов, похожих на описанные Джуной Давиташвили.
В это время у бабушки Сергея, Ксении Александровны обострились проблемы с сердцем. И не только с сердцем – старая, много перенесшая на своём веку женщина, страдала от множества недугов. Головные боли, отеки ног, желудочно-кишечные расстройства… И, самое главное – сердце - щедрый родник любви, питавший маму Сергея, а потом и его самого. Большое и могучее когда-то, вместившее боль утраты, тревогу за близких и редкие минуты счастья, оно просто устало.
Вот тут и подоспел внук с его странными идеями. Сергей попробовал раз, другой – получилось. Головная боль ушла после того, как он представил себе смывающие всю черноту потоки энергии, исходящие от его рук. Ощущения, испытываемые им и «пациентом», он записывал в толстую тетрадь, вместе со стихами и мыслями об устройстве мира и какой-то новой (и одновременно старой) математике, лежащей в основе всего сущего.
Обычно Сергей начинал с энергетической подготовки.
Прочтя книжечку Джуны, он взял на вооружение несколько приемов, которые назывались «распределение энергии». Заключались они в том, что проводя руками в определенных направлениях на небольшом расстоянии от тела пациента лечащий вступал в контакт с полем. В руках появлялось тепло, чуть-чуть покалывало пальцы, из кистей рук начинал идти поток. Плавные, иногда волнообразные движения рук как бы сглаживали мелкие неровности поля, оставляя для дальнейшей работы то, что невозможно было просто «разгладить».
Серьёзные проблемы в организме пациента Сергей ощущал как сильные неровности поля. Высокое давление вызывало образование купола над затылком, желудочно-кишечные расстройства обрисовывались где-то начиная с диафрагмы, боли в голове отзывались какими-то острыми краями, будто камни лежали. Постепенно в организме Сергея возникали ответные потоки, они шли уже не только из рук. При этом самое главное было сохранять сопричастность страданиям больного, не страдая самому, но представляя себя на его месте.
Руки Сергея двигались уже как будто сами по себе. В помощи больному участвовали все силы целителя, которые удавалось мобилизовать и, что самое важное – чем меньше усилий прикладывал Лаврушин, чем легче он делал свое дело, тем успешнее оно шло .
Довольно скоро руки получили себе в помощь ещё и глаза. Это произошло, когда Сергей увидел крохотную белую звёздочку и она было как раз там, где «сидела болезнь».
Направив туда поток от своих рук, он быстро получил нужный результат. Полноценного видения ауры Сергей не добился – он видел лишь общие ее контуры – белесоватый, чуть-чуть клубящийся туман, но звёздочки с тех пор вспыхивали всё чаще, они были крупнее и разных цветов. Эксперименты же с внутренним зрением давали гораздо больше, но и воспроизвести их было сложнее – всё зависело от внутреннего состояния целителя, который, увы ! – не отличался постоянством…
*
Что же ему мешало – может быть эмоциональность ? – Нет, раздражительность, тоска и уныние, стремление к ощущениям. Идя вглубь себя самого, постигая суть того, что находилось в самых заветных тайниках души, молодой человек постоянно сомневался.
Весь жизненный путь его был полон самых разнообразных поворотов. Стараясь действовать правильно, он часто спешил, там, где нужно осторожно пройти и оставался недвижим, когда надо было мчаться вперёд. Он то рисковал, то отступал, испугавшись самого себя…
Совершенно естественно Сергей пришёл к идее Бога. Как и многие его сверстники, он был крещён где-то в двадцать с небольшим. Тысячи людей внезапно открыли для себя То, Что Было Запрещено . Пусть для кого-то вера заняла место где-то рядом со старым партбилетом, но произошёл прорыв – Вера была признана, как таковая.
Чуждый слепой веры, Сергей искал Бога – всевышнего, всеобъемлющего и справедливого. Пять лет учебы на физфаке сделали из него наблюдателя и, в какой-то мере - экспериментатора.
«Чудеса могут быть тонки и незаметны, вся природа пронизана ими. Предсказать поведение более-менее сложной системы можно, но только в общих чертах. Естественно - характер таких предсказаний редко дает полное представление о действительности, ибо мы – люди - привыкли использовать механизмы. Математика и прочие науки – это такой же механизм, но только ментальный, позволяющий процесс познания свести к нескольким простым процедурам. К тому же наука изобилует разного рода допущениями и упрощениями, находясь, по-видимому в плену у собственного (математического) аппарата. Получается, что орудие диктует свою волю руке, которая его держит. Должен быть иной подход» - примерно такой вывод сделал Лаврушин после пяти студенческих лет. Но с тех пор он шагнул чуть дальше...
***
-------------------------------------------------------
[23] - Имеются в виду доценты кафедр общественных наук. В пору, когда существовал СССР, общественные науки были обязательным предметом во всех без исключения вузах страны.
-------------------------------------------------------
***
КОГДА УХОДЯТ ИЛЛЮЗИИ
При всём стремлении к лучшей жизни многие из нас довольно-таки тяжелы на подъём. Чтобы изменить свою жизнь, надо меняться самому, а это, как правило связано с отсечением тех или иных привычек, необходимостью рисковать сейчас ради призрачного потом. Это «потом» для многих из нас становится непреодолимой преградой на пути к лучшему, к чему-то, что мы заслуживаем, «но оно так далеко!» и с каждым упущенным мигом кажется уходящим всё дальше и дальше…
Когда мы расстаемся со своей мечтой? В тридцать лет? В сорок? Некоторые из нас, набившие шишек ещё в детстве, очень быстро становятся серьёзными людьми. Они знают цену литра бензина на той или иной «заправке» и это, наверное, неплохо. Но они дума-ют, будто знают цену всему в этом мире!
Их ничем не удивишь: они знают всё наперёд, они родились в плохой стране и в плохое время. Они соизмеряют всё своими ничтожными понятиями и говорят о рутине труда и скуке быта. Свое недовольство обществом они переносят на природу, говоря о постоянном ухудшении погоды и что кругом сплошная отрава и радиация.
Что ж, оставим столь серьёзные обобщения на совести «серьёзных» людей – в конце-концов они всего лишь в плену!
«Не страшно потерять
Уменье удивлять –
Страшнее потерять
Уменье удивляться!»
…
«Так пусть же даст нам Бог,
За все грехи грозя,
До самой смерти быть
Солидными не слишком…» [28]
-------------------------------------------------------
[28] А. Городницкий, «Остров Гваделупа»
-------------------------------------------------------
***
ШАГ ВГЛУБЬ
Свой внезапно открывшийся талант Сергей использовал не только среди своих близких. Его знакомые и коллеги также убедились, что руки молодого человека несут избавление от боли. От боли, но не от проблем. Довольно скоро Лаврушин убедился, то чернота, которую он так успешно «размыл и удалил» может вернуться снова и на прежнее место.
«Суть наших проблем состоит в том, что в нас постоянно имеются какие-то крючочки, за что цепляются различные …как же их назвать? – Сущности? – Скорее это какие-то клочья мысли… И все несут с собой непроявленное, а проявляется оно, когда находит соответствующий носитель…» - так думал Лаврушин после пары лет более или менее успешных экспериментов.
Тогда же он понял, что способности, даже самые необычные – пусты. Они не несут в себе ничего, если являются целью, но когда желаешь помочь другим (почему бы не сделать это?) – тогда появляется смысл. Смысл этот человек обретает незаметно для себя. В один прекрасный день он смотрит на этот мир как будто впервые и сердце его переполняет радость. Она и есть первый признак истинно духовного опыта.
*
Не нужно никаких особых причин или внешних проявлений чтобы радоваться жизни, чтобы любить кого-то или весь мир. Когда ты ждёшь год за годом, что твоё счастье придёт – оно и вправду придёт – рано или поздно. Всё дело в том, сколько ты можешь ждать.
А если пойти ему навстречу? Кто знает, может на этом пути ты и преуспеешь. Но знаешь ли ты о трудностях дороги?
Тогда, наверное, нужно жить для других? – Но можешь ли ты, дав обеты, соблюсти их? Не станет ли твоя жизнь горька, как полынь?
Может быть, лучше так:
Тянитесь к небу, как деревья !
Летайте в нем, подобно птицам !
Светите так, как светит Солнце, -
И звезды будут Братья Вам !
*
Шаг вовнутрь себя, а подчас прыжок в неизведанное делает в конце концов каждый человек. Хотя бы за несколько секунд до смерти, хотя бы несколько мгновений на протяжении всей жизни земной – каждый из нас живёт ТАМ. Вопрос в том, насколько постоянен человек. Как часто, получая самые великие откровения, люди разменивают их на мелкую монету – и тогда упущенные возможности оседают где-то в Пространстве.
Иное дело – более опытные души. В своём путешествии по миру они не упускают возможностей роста, хотя их цель вовсе не в этом. Шаг за шагом проходят они круги существования, всё более осознанно и красиво. Линии жизни их подобны прекрасному узору на полотне Мира.
*
Вначале Лаврушин использовал свои способности потому, что это было ново и интересно. Минуло около двух лет, прежде чем он подошёл к некоему пределу.
Чисто волевым усилием ему удавалось погасить зубную боль. Представляя, как гибкие и длинные продолжения его пальцев скользят по капиллярам под кожей он научился снимать отеки ног. Утихомиривать же сердечные приступы Сергей научился еще в первые месяцы своей практики.
Но все это были только следствия… Чего? – В книге В.Сафонова говорилось об энергетическом скелете организма и о причинах болезней, как бы прошитых в структуре этого своеобразного «костяка». В литературе встречались упоминания о кармических болезнях, но как отделить одно от другого?
«А если, «исправляя» что-то в физическом теле, я испорчу тонкое? К тому же каждая болезнь – она ведь не просто так… Это урок, который должен усвоить тот, кто болеет. Надо действовать осторожней» - решил Сергей.
Вместо воздействия на тело и связанные с ним центры, он стал рассказывать бабушке, как всё устроено – как это выглядит и как написано в книгах. Простыми словами он старался объяснить 80-летней женщине доктрину перерождений, связь деяний живых существ с последующими проблемами и успехами (то, что на Востоке называют кармой) – в надежде облегчить ей последующую жизнь там .
Будучи христианкой, бабушка тем не менее доверяла внуку. Вначале безропотно исполнявшая роль подопытного, а после и пациента – кто была она? И кто кого учил? Эта удивительная женщина очень сильно изменилась в конце жизни земной. Довольно часто они говорили о том пути, что проделывает душа после ухода, как нужно относиться к иллюзии смерти, можно ли как-то помочь оставшимся или уходящим.
Убедившись в возможностях обычного человека, она даже начала видеть вспышки света во время сеансов воздействия…
Когда силы стали покидать её, бабушка Ксения сделалась похожей на ребёнка. Капризничала, сердилась на свою дочь и зятя, но быстро забывала об этом, стоило с ней ласково поговорить. Сергей в каком-то смысле играл роль буфера между своими родителями и бабушкой, но не всегда у него хватало терпения…
За пять дней до ухода бабушки, Сергей почувствовал невыразимую грусть. Одна и та же мелодия «крутилась» где-то внутри. Полная печали, она была прекрасна и необъяснима, и только потом, когда всё произошло, стало ясно – сердце, именно сердце почувствовало предстоящие события.
Будучи до последнего дня на своих ногах, бабушка умирала тяжело. Несмотря на тяжесть прожитых лет, она любила внука и дочь, свой дом и огород, мужа, убитого в 42-м, братьев своих и родителей – всех, кого пережила и всех, с кем провела последние годы. Она любила жизнь, как любят её простые и искренние люди, щедрые душой и терпеливые…
«Скорее бы», - шептали её губы, а тело содрогалось в борьбе, бешено колотилось сердце и рука сжимала руку друга.
«Давай, я спою тебе», - предложил внук. Перебрав множество песен, он наконец запел одну из тех, что пела когда-то Л.Русланова. Ключ был найден и дверь открылась…
*
Эта смерть, первая в его жизни смерть близкого человека, увиденная им так близко ни потрясением, ни поводом для тоски не стала, - скорее она оказалась точкой отсчета. Что он испытал тогда? – Облегчение, радость, сопричастность, прикосновение к Вечному…
И, как плотину прорвало – события пошли потоком.
*
Ощущение ведущей его Руки обострилось в первый же год. Ещё за два месяца до своего нового времени, Лаврушин вошел в круг людей, «близких ему по духу». Люди эти были самые разные и, как и все, подвержены самым различным страстям, в чём Сергей очень скоро убедился.
«Общество Развития Культуры» появилось в тот год, когда в Трехгорье каким-то сказочным образом привезли выставку знаменитого русского художника. Художник и вся его семья были известны в России и за границей, как великие мыслители, их наследие не исчерпывалось только художественными произведениями.
Везде, куда ни приезжала выставка, возникали клубы, кружки, общества, объединившие людей самых разных. Художники, поэты, преподаватели и студенты, работники самых разных профессий – все они искали чего-то нового в этой жизни, чего-то большего, чем привычная действительность. Многие из них были просто одиноки, они случайно узнали о выставке, пришли и соприкоснулись с такими же, как они людьми, ищущими непреходящего.
Естественно, что когда выставку увезли в другой город, кому-то пришла в голову идея организовать клуб, ибо невозможно было представить себе расставания с этим поле-том души, хотелось сделать что-то такое, дабы изменить раз и навсегда устоявшийся по-рядок вещей – изменить хотя бы в себе самом…
Оказалось всё не так просто. В начале поднятые мощным порывом люди загорелись. Казалось – ещё чуть-чуть и проявится Таинство, вдохновившее когда-то Художника и его семью, жить станет легче, ибо мы все вместе, мы такие хорошие и всё-всё понимаем… Но день шёл за днем, повседневных забот никто не отменял и становилось непонят-но – как в этой грубой действительности, когда всё пущено на продажу, среди этих, по-крытых вековой копотью стен – как жить? Прекрасен мир тонких энергий, прекрасна любовь к красоте, но как осознать её?
К тому же молодость брала своё. Среди членов общества очень скоро образовались группы и группочки. Незамужние девицы и молодые люди прикидывали свои шансы быть устроенными в этой жизни. Кто-то просто нашёл поле для самоутверждения, другой увидел себя в роли наставника, очень скоро забыв о том, с чего всё началось…
Хуже всего стало, когда в обществе, насчитывавшем в лучшие времена 15 человек народу стали выбирать «совет». К тому же председатель общества взял на себя смелость решать с кем дружить, а кого следует сторониться. Очень скоро в числе неугодных оказались как раз те люди, кто привёз когда-то работы Художника в Трехгорье…
Сергей страшно не любил, когда кто-то пытается ему навязать свое мнение. По-этому он познакомился с «неугодными», которые оказались совсем неплохими людьми. Конечно, у них были свои недостатки, но главное – они искренне верили в то, что говорили и делали то, во что верили.
И всё же чистота первоначальной идеи принесла плоды. Люди изменились, они не только работали как все, но и встречались друг с другом, ходили в походы, кому-то помогали.
Не всегда, далеко не всегда действия приносили ожидаемый результат. Скорее наоборот: если вначале было легко, потом стало труднее – ибо каждый стал видеть дальше и глубже. Более высокая чувствительность к разного рода несправедливости, к любым недостаткам повседневной жизни еще не была покрыта неуклонным стремлением к совершенству [29] .
Однако и мир оказался не так пуст, в нем оказалось так много прекрасного! Череда поездок по разным городам, небывало расширившийся круг знакомств, радость и боль, чистый огонь любви – всё это обогатило Сергея и не только его.
Хотя общество и распалось, у Лаврушина появились новые друзья. Живущие в разных городах, порой за сотни километров друг от друга, люди эти встречались, кто редко, кто чаще. Эти соприкосновения родственных друг другу существ были прекрасны и необходимы, как воздух. Расставаясь, каждый чувствовал, что уносит в сердце что-то очень важное для себя...
*
- Как человек начинает жить в Вечном?
- Из Вечности идущий в Вечности пребывает.
Вместо пустоты появляется нечто, не описуемое словами. Простые повседневные дела, встречи текущего дня – всё наполняется смыслом. Человек получает ощущение незыблемой стены за спиной, стены верной, опоры надёжной, Того-Что-Не-Предаст. И обнаруживает, что ему это знакомо!
Крылья же растут незаметно…
Осознание этого приходит к кому-то сразу, к кому-то постепенно. Первый период этого вхождения в реальность сопряжён с волнообразными, часто мучительными перепадами состояний. Обостряются слабости человеческие, но зато как летает душа!
Горе тому, кто примет болотные огоньки страстей за истинный Свет. Огоньки эти коварны и подходят к человеку, когда он пребывает в пустоте – в мнимой пустоте сознания, коснувшегося, но еще не достигшего, не ставшего твёрдо на путь.
Тяжко пребывать в борьбе с самим собой, но через это проходят многие. И поступь их становится легка, и уже сами ведут…
Сверх сферы мысленной
Пути
Ведут меня туда, где свет.
На протяженье многих лет
Пытаюсь я его найти.
Нашел ! Держу !
Но в тот же миг
Песком сквозь пальцы
Он уйдет…
- Он ждет, когда соединит
Твоя душа его полет
С биеньем сердца…
-------------------------------------------------------
[29] - да и одного совершенства мало. Если ставить его во главу угла, легко впасть в себялюбие.
-------------------------------------------------------
***
КОНЬ НА СКАКУ И ПТИЦА ВЛЁТ
Ванька умер в среду.
Еще вчера он лежал весь опутанный трубками и проводами, беспомощный, но живой, растерянно улыбаясь друзьям, пришедшим его навестить. Два дня после той роковой пятницы он не приходил в сознание. Признаки жизни стали возвращаться к нему в ночь с понедельника на вторник, а днем он даже открыл глаза.
- Мама… Алёну позови, - прошептали спекшиеся, разбитые губы. Его мать - невысокая худенькая женщина тут же позвала невесту. Та вбежала в палату и принялась целовать избитое, опухшее лицо своего Ванечки.
Обе женщины, старая и совсем юная думали, что кризис миновал. К концу дня Ваня даже оживился, так что когда пришли друзья и коллеги, он встретил их чуть виноватым взглядом из под пушистых, как у девчонки ресниц.
- Вот ведь, попал… Мне бы работать, а я…, - проговорил он и замолк, чуть прикрыв глаза. – Как там дела, не разогнали нас еще?
Иван Савельевич, старший среди гостей, присел на табурет возле койки больного. Его широкая, как лопата ладонь осторожно накрыла тонкую кисть ваниной руки.
- Да кто ж нас теперь разгонит? Ты лежи, не беспокойся, мы еще придем. А пресс твой на следующей неделе запускать будут.
Однако наступившая ночь оказалась для Ивана Зарецкого последней. В пять часов утра у него сдали почки, а в 5.15 неожиданно погас свет. Резервных генераторов в больнице не было и потому, когда врачи заметили, что Ване плохо, было уже поздно…
Как случилось, что смерть забрала его – именно его, только начавшего - и начавшего хорошо! – отчего это с ним произошло?! – этим вопросом мучились не только близкие.
Да и кто нам ближе в эти минуты – пришедший ли невесть откуда незнакомец, просто сказавший хорошие слова или … или никто. Одиночество горя, неизбывной тоски враз потерявшего всё, что имел или имела, утратившего самый смысл своего существования человека – как тяжки эти минуты! – и как тянутся они…
Потерявший всё человек не замечает ни хода часов, ни перемены дня и ночи. Весь застывший, подобно каменной статуе скорби, сидит он на краю – ещё более холодный, чем тело ушедшего.
Недаром у нас, у русских говорят: «Поплачь, ты поплачь – легче будет…!» - Так оно и есть. Но не все одинаковы. Сильный не плачет – он спокоен. Слабый льет слезы – он не может иначе. Хуже всего тем, кто в середине… Но и сильному нелегко.
Утром, когда все узнали, тезка погибшего и самый старший из всех Иван Савельевич Уфимцев принялся хлопотать.
Похоронить человека – дело вообще-то нехитрое, но сделать предстояло много: собрать деньги, заказать гроб и памятник, отвезти в больницу одежду и забрать оттуда вещи умершего. Собрались, решили кто чем займётся, а другие дела подождут…
К вечеру все было готово, оставалось только забрать Ивана, но не вышло - вскрытие назначили на следующий день. Перед тем, как разойтись по домам, собрались мужички за пустым столом, посидели. Говорить никому не хотелось – да и о чём? – Всё в этот день представлялось таким мелким на фоне происшедшего. Внезапно все вздрогнули.
Сверху, как-то нетерпимо резко в густоте наползающих сумерек зазвучал хриплый баритон:
Кто-то высмотрел плод, что неспел, неспел,
Потрусили за ствол – он упал, упал…
- Это у электриков, на 4-м, - промолвил Макс.
Мужчины переглянулись.
Дослушали песню: «Да, всё так…».
Собрались домой.
- Ну что, пойдём?
- Да, пора уж…
*
Полночь. Тиканье часов, да сполохи от изредка проезжающих за окном машин. Лежа с открытыми глазами, Сергей думал и думал обо всем. Мысли шли одна за другой, начисто вытеснив сон.
Если есть смысл во всём, что происходит с нами, как понять, отчего погиб Иван? Ладно, кто-то скажет – карма, мол, все предопределено. Кем и для чего?.. Почему уходят лучшие?
Легко сказать непонятное слово, но это всего лишь уловка. Часто, вместо распознавания, мы именуем явления и успокаиваемся на этом. К тому же именуем неправильно…
Вспомнилось, как неделю назад, вернувшись из цеха, пили чай. Зарецкий пришёл как всегда со своей сломанной кружкой. У этой посудины не было ручки и Ване приходилось держать её двумя руками, то и дело переменяя их. Пил он торопливо, обжигаясь и большими глотками. Иван Савельевич тогда не вытерпел: «Да куда ты так торопишься? Вот ошпаришь язык…», - и сам же, прикусив щеку, охнул. Долго тогда смеялись…
А ведь и правда, Ваня как будто торопился. Он и курил-то смачно, большими затяжками, «во всем подражая взрослым» (как шутили некоторые, поскольку парнишка еще даже и не брился…). Еще на последнем курсе института, он пришёл на завод. После полугодовой стажировки, закончив учебу, попал в лабораторию автоматики. Здесь он сразу влился в общий поток. И был он не только «ведомым», хотя и не отказывался ни от какой работы.
Ему дали задачу и он ее решил! – за какие-то три месяца написал программу управления прессом, подобрал оборудование, сделал отладочный макет. Оставалось только запустить реальный пресс …
*
Да, Ваня торопился жить… Ему «не хватало солидности» и от этого он еще сильнее пытался выглядеть, как все – ибо коллектив ему нравился и потому примеров для подражания было достаточно. Так бывает не часто, ох как не часто! – когда люди идут на работу с легким сердцем, радуются встрече с друзьями, что-то такое там делают допоздна и не уходят, пока не закончат.
Дни рождения лабораторский люд отмечал вместе. Двадцатого мая, когда Ивану Савельевичу стукнуло 52, собрались на даче, за мостом через Листвянку. Снеди понатащили – не съесть! Однако-ж и выпили изрядно, даром что с женами были.
Не пил один только Лаврушин да Ваня, едва пригубив, поставил рюмку на стол. Заметно было, что он волнуется. «А давайте-ка я вам спою!» - предложил он и тут же покраснел. Алёна, которая приехала вместе с ним и впервые попала в такой «семейный круг», что-то зашептала-зашептала ему и Ваня, набравшись мужества, запел.
Песня была не простая. Тревожная, немного даже сумрачная мелодия переплеталась со словами о солдате, пришедшем с войны и не заставшем тех, кто был дорог. Только в конце для героя вспыхнул свет надежды и эти последние строки решили всё. Раздались аплодисменты.
Лаврушин и сам время от времени что-то там царапал, но Ванины стихи были великолепны. «У тебя есть ещё что-нибудь?» - спросил он тогда.
- Конечно, целых две тетради. С аккордами. Я только думал – не понравится.
- Нет-нет, песня хорошая! Ты знаешь, а я ведь тоже пишу.
- Правда? – Вот здорово! А… прочти что-нибудь ?..
В день, когда Ване исполнилось двадцать, три коллеги сделали ему сюрприз.
Зарецкий давно мечтал о домашнем компьютере и потихонечку начал покупать детали к нему. Электронные «железки» стоили тогда довольно дорого и для воплощения мечты в реальность оставалось еще не меньше месяца – не хватало материнской платы.
Поэтому, обнаружив на рабочем столе красочную коробку с надписью “Made in Taiwan”, Ваня обрадовался, как ребенок.
Да он и был ещё совсем ребёнок! Всё свободное время, во время перерыва на обед, а порой и после работы в лаборатории гремели выстрелы. Два матерых «геймера» - Иван и Николай резались по сети в Quake. Пальба, бег по пересеченке, какие-то невообразимые колодцы, вертолеты и дезинтеграторы, глаза у обоих горят!
- Раньше мы в «войнушку» играли,- сказал как-то Макс. – и без всяких компьютеров обходились… И покачал головой осуждающе.
- Играли, да видно не доиграли, - возразил ему 50-летний Николай Петрович, давно получивший кличку «Коммандос». - О, о, куда?! Тьфу! Убил, убил ведь, разбойник…
Из соседней комнаты – с другого конца компьютерной паутины послышался Ванин ехидный смех.
- Жизнь штука суровая, Петрович!..
Вот-вот, так все и было. Жизнь порою воспринималась им, как увлекательное приключение. Вот только реальность – не компьютерный симулятор – кнопку “Save” не нажмешь и ошибки здесь чреваты последствиями. А Зарецкий был горяч, ох как горяч!
Горячность эта происходила не от агрессивности натуры, но от стремления во что бы то ни стало «сохранить лицо». Сохранить лицо означало не просто утверждение себя в обществе, необходимо было не допускать поругания чести и достоинства своих близких и друзей.
Мишка Гонтарь, одноклассник Вани попал как-то в историю. Танцуя со своей девушкой в кафе, он попал под прицел группки парней из дома напротив. Дом этот считался элитным и публика подобралась соответствующая – сынки и друзья высокопоставленных деятелей из городской администрации.
Кому-то приглянулась подруга Михаила, кому-то не понравился сам «хохол».
Когда Гонтарь с девушкой вышли из кафе, к ним подошли четверо. «Слово за слово», Мишку прижали к стене, девушку потащили к машине. Неизвестно, чем бы все закончилось в тот вечер, если бы не Зарецкий.
Ваня как раз возвращался с работы и, заметив происходящее, вмешался. Сбив с ног одного, дал в глаз тому, кто тащил девушку. Третий, оставив в покое Гонтаря, обернулся было на Ивана, но тот, разбив валявшуюся на асфальте бутылку, сделал «розочку» и теперь стоял, спокойно глядя на врагов. Нападавшие решительностью не отличались и элементарно струсили.
- Ты чё мужик, совсем …? Так ведь и замочить недолго…
- Мочить будем вас, - ответил Ваня …и тут грянул звонок! - кто-то из персонала кафе нажал тревожную кнопку…
В-общем все тогда закончилось без потерь, если не считать разбитых костяшек на Ваниной руке, да большущего синяка под Мишкиным глазом. Друзья еще посмеивались, говоря, что Ваня, наверное перепутал и врезал не тому…
Совсем иначе обстояли дела в ту пятницу. Двадцатого числа дали наконец обещанную давно премию и народ прикидывал, как распорядиться внезапно появившимися деньгами.
К тому времени в лаборатории сложилась не очень здоровая (по большому счету) традиция – как только на мужиков сваливались большие деньги, они собирались где-нибудь и отмечали сие событие. Не то, чтобы очень, в стельку никто не напивался, но все же… Сидели за столом, не торопясь курили, говорили о политике, о женщинах, о работе – в общем расслаблялись. Жены на подобные посиделки смотрели без удовольствия, но как бы сквозь пальцы, ибо никто за рамки не переходил, деньги домой приносили исправно и даже больше, чем обычно.
Казалось и в этот раз – не миновать праздника! Но, будто сговорившись или прочтя мысли своих благоверных, одна за другой стали названивать жёны. У Петровича в очередной раз ограбили дачу, к Уфимцевым приехали родственники, Володя Пищальников вспомнил, что сегодня надо забирать машину из ремонта. Помялись, помялись – да и разошлись кто куда.
Зарецкий, не найдя для себя компании, погрустнел. Дома не было никого - мать уехала к брату, Алена тоже не появлялась. Хотелось провести этот вечер среди своих, но обстоятельства не благоприятствовали.
- Ладно, мужики, пошел я в «Пилот», - сказал он и добавил, - Кто надумает – присоединяйтесь!
Желающих, а точнее располагавших собой не нашлось…
- Выходит, один он там оказался, - сказал Макс уже много после того дня. – Я ведь хотел пойти и не пошёл. Может быть тогда всё иначе обернулось?..
«Как знать?! Может и жил бы еще. Или нет? - Не тогда, так потом всё равно бы он погиб…».
Странное убеждение сложилось у Лаврушина.
Может быть оно возникло вследствие некой аберрации восприятия, которая неизбежно складывается в таких случаях. Когда что-то случается, мы находим цепочку событий, подводящую к известному уже нам финалу.
Или всё-таки есть закономерность, скрытая до поры и заявляющая о себе явно и властно, когда в жизни происходят серьёзные перемены?
Вспоминая потом всё, что он знал об этом парне, Сергей снова и снова подмечал те, характерные для Ивана черты, что делали его таким, как есть. Его манера курить, ходить, разговаривать – все это действительно говорило о спешке, но вполне объяснимой, если допустить, что он предчувствовал свой уход .
Эту торопливость, кстати, подметил у Ивана не только Лаврушин. Вот только непонятно было, невозможно, не укладывалось в сознание – как ранняя смерть такого, можно сказать юного человека, так и то, как всё складывалось – ведь исход мог быть совсем иным! – и всё-таки произошло.
*
Где-то дней через пять после похорон к Сергею пришёл сон. Началось с того, что он вошёл полуподвальное помещение, где в такт музыке пульсировал свет. Запах плохо прожаренного мяса, какие-то люди снующие туда-сюда, неестественный женский смех – словом, гадюжник ещё тот!
Он сел за столик, что-то заказал. Потом к нему присоединились полу- и малознакомые люди, он пересел к ним, с кем-то танцевал. Внезапно в уши ударил тревожный голос Виктора Цоя: «Следи за собой! Будь осторожен!» Красноватый свет ламп поплыл перед глазами – и вот он уже на улице, а за ним несётся целая ватага. Хлопают крылья за спиной, еще немного – и он взлетит! Что-то взрывается в голове и потом темнота…
Когда восстановили цепь событий, оказалось, что примерно так всё и было. Совпала даже песня – после нее началась та роковая ссора. Не нашли только убийцу – его, как оказалось особо и не искали.
Единственная свидетельница – продавщица коммерческого ларька, расположенного как раз на том перекрестке, где нашли Ивана, несколько раз меняла показания и, в конце концов, исчезла из города навсегда. Поговаривали, что замешан в этом деле сын начальника местной милиции, но разговор к делу не пришьёшь…
*
Как, зачем и почему – разве важно для тех, кто остался? Для тех, кто понёс потерю мир сужается до узких рамок лица, безжизненным пятном белеющего среди цветов, лент и прочей мишуры – она и не нужна вовсе, но – так положено. Впрочем, вся эта суета скорее дана нам, чтобы не оплакивать, чтобы хоть как-то отвлечь истомленный непрестанными вопросами ум.
«К чему, к чему плакать сейчас, когда все уже случилось?! Ведь он шёл, сам шёл в ту ловушку! Да перестаньте же, наконец, делать вид, что вам не жутко при виде этого из-битого, в ссадинах лица!»
«Стоп! Не это ему сейчас нужно!»
Зацепило, зацепила-таки его эта… нет, не смерть! Пусть это будет не смерть, но уход, просто переход в иное состояние. Нельзя, невозможно смириться со смертью – стало быть, нужно жить …и помочь, тому, кто уходит и тем, кто остался.
Вспомнив всё и, как уже бывало с ним в таких случаях, Сергей принялся творить молитву. Слов в той молитве не было, мир, он сам, деревья, люди, воздух вокруг стал прозрачен и прост, несколько светло-золотистых линий, видимых только внутренним взором, да ощущение, что всё это есть.
Не было никакой разницы между опускаемым в могилу деревянным ящиком и землей, не было различий между людьми, живущими здесь и там – все было одним целым. Пространство полнилось движением и не было грусти, как не было ни расстояния, ни времени, одно только существование, единственно реальное и удивленно смотрящее в самое себя…
-------------------------------------------------------
[30] - В компьютерных играх есть распространенный прием: проходя опасный для главного героя «уровень», можно «сохраниться» (для этого и нужна кнопка “Save”) и, в случае фатального исхода, загрузить игру с места, где создана точка сохранения. Так «геймеры» (игроки) избавляются от необходимости начинать игру заново.
-------------------------------------------------------
***
ПРАВИЛА ИГРЫ
Человек сам создает пространство для Ухода. Оно наполнено событиями, соразмерными его укладу жизни. В повседневности перед Уходом особенно чётко проявляется как слабость его, так и сила. Но он, принимая эти обстоятельства, как данность, живёт в них и, влекомый Потоком, подходит к развязке этого воплощения.
Пойми он, что всё в нём и правила не есть догма, что правила создаёт он сам, до-толе неуклонно шедший к последней черте …остановится ли он? …пойдёт ли путём своим, иным, чем прежде, путём продолжения этого Урока, - ибо видит еще непознанное и стремится познать, ибо видит, что правила, по которым он жил, подвели его к такому рубежу, за которым – либо жизнь, либо смерть [33].
Череда знаков ждёт осознания, но как часто мы идем так, будто мы слепы и как часто, получив предупреждение, отворачиваемся, говоря: «Это не про меня, чушь какая-то, мистика…».
Уход чаще всего выбирается незаметно, равно как и продолжение Урока. Но это лишь для не имеющих желания непредвзято взглянуть на жизнь свою, для не имеющих сил и мужества перешагнуть роковую черту и измениться. Первое – удел большинства людей не знающих о возможности выбора, второе – для тех, у кого есть проблески Света, но они всё еще живут иллюзиями...
Меняемся мы – меняется мир – и вот уже черта перестала быть «роковой». Что иллюзия, а что нет – кому решать? – Душе…
- Иди навстречу, не бойся, ты можешь, у тебя есть Силы.
Так говорит – кто кому? Та ли самопознающая Суть, что внутри нас? Или и это иллюзия, «самопрельщение», «самообман» [34] ? Распознать можешь самостоятельно.
С каждым шагом Порог отодвигается всё дальше. Пространство Ухода меняется с каждым таким шагом – для человека, вышедшего за пределы среднего, за черту обыденности своего народа – Уход, его пространство всегда рядом. Что и говорить, некоторые пугаются тревожных сигналов и действительно уходят - так или иначе [35].
Нам интереснее те, кто решил для себя: «Мир, принимаю тебя, как есть. Но не надейся, что всегда буду играть по твоим правилам!» - такие, преодолевая сопротивление внутри себя, идут к осознанию Единства.
Ещё лучше те, кто слыша сигналы, меняются. Они меняются с каждой секундой своего нового времени, порою не замечая этого. Но, действуя по-другому, они создают фундамент жизни и не только своей. Ибо меняемся МЫ – меняется МИР – все ЕДИНО.
--------------------------------------------------
[33] - Это, конечно, всего лишь смерть тела и тесно связанных с физическим началом этажей того здания, что зовётся человеком. Но кто скажет, сколько трудов нужно, чтобы построить это здание вновь? Кто скажет, сколько возможностей будет упущено при слишком ранней развязке?
--------------------------------------------------
***
ЧАША
Когда на землю спускается вечер, что за чудная картина разворачивается перед взором!
Перевёрнутая синяя чаша, вся звенящая, как хрусталь и бездонная, она окаймлена нежно-зеленым, на западе почти жёлтым. В глубине, там, где стынь небес становится всё темнее и темнее, горят белые звёзды.
Впрочем, почему белые? – Вот красноватый Марс, а вот голубоватая Вега – цвет их различим всё яснее, чем ближе Небесная Чаша.
Волнуется и печалится душа. – Отчего бы тебе не жить беззаботно, о Человек? Отчего тихая грусть посещает тебя в эти минуты?
- Оттого, что день уходящий напоминает о расставании…
Бренность уходящего так ясна, воздух чист и прохладен. Кажется ещё минута – и ты свободен! - Но привычные заботы вновь подступают к нам – вместе с теплом и суетой подошедшего автобуса…
Странно, странные привычки у нас, у людей. Мечта обязательно связана с несбыточным в уме нашем и потому всю жизнь проводим в двойственности, так и не решаясь сделать шаг ТУДА.
Если ты ощутил хоть раз, как торжествует душа, разрешившая себе быть счастливой - такой, какова она изначально, забудешь ли ты свободу движений? Не будешь ли ты искать повторения снова и снова, чтобы получить эту полезную привычку – быть самим собой?! …и тогда не обманет тебя иллюзия печали.
*
Печально светит с высоты
Вечерняя звезда…
- О, почему печальна ты
И для чего, куда
Летят лучи средь пустоты ?
И слышу я в ответ:
- Не так печальна я, как ты
И вот уж много лет
Едва поднимешься душой,
Как падаешь опять
И только обретёшь покой,
Как вновь спешишь страдать!
Зачем тебе такие дни ?!
Ведь светел жизни круг !
И мы с тобою не одни –
Лети, люби, мой друг !
В себе восстав, спиралью ты
Взлетишь и в мире. И тогда
С Тобою вместе, с высоты
Восславим Светлые Года !
***
ГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ ОПТИКА
Дачный сезон подходил к концу. Обычно, покончив с уборкой урожая, Лаврушин переезжал в город, но в этом году он не торопился. Стояло «старое бабье лето» и хотя по утрам столбик термометра опускался ниже нуля, но погода была чудная. Поэтому каждый день после работы Лаврушин садился на пятичасовую электричку и отправлялся в Малинино – там были его корни и там он жил всё лето вместе с родителями.
Двадцать второго сентября Сергей шёл по кромке леса. Не то чтобы желание собрать грибов или какая другая необходимость выгнали его из дома, нет - еще сидя в вагоне электрички он, подумал, что хорошо бы пойти куда-нибудь, повидать знакомые деревья, вдохнуть запахи прелой листвы. Тучки, вернее притворявшиеся ими синеватые облака обещали дождь. Там, на границе поля серые струйки даже доставали до земли, но он таки собрался и отправился в путь.
Ни о чём особенно не думая, Сергей шёл по тропе, время от времени сворачивая, трогая лапки елей – будто здоровался. И то сказать – места эти были знакомы ему с самых ранних лет – здесь он ходил вместе с мамой и бабушкой, здесь узнавал имена зверей и птиц, находил свои первые грибы.
Миновав три лога с журчащими в их укромной тиши ручейками, он вышел на большую поляну. Повертел туда-сюда головой и решил: «Пойду-ка я к своим липам». Свернув направо, он двинулся по заросшему и уже соскучившемуся по холодам покосу.
Первые капли дождя застали его на середине поляны. Скорее по привычке Сергей огляделся, подыскивая подходящую для укрытия ель и тут же в голову пришла мысль: «А кто сказал, что от дождя надо непременно бежать? Да и так не намокну.»
Впереди – прямо по курсу росла берёзка. Наполовину уже облетевшая, она была желта и прозрачна, листья её тихонько кивали в такт дождю. Не торопясь, Сергей подошёл к дереву и прислонился к слегка раздвоенному стволу. Косые струйки дождя разбивались о ствол, шуршали по листьям.
Живая, колышущаяся завеса была прозрачна, сквозь неё были видны деревья, стоявшие по краям поляны. Похоже, Дождик что-то говорил им, жухлой коричневатой траве, земле, всем существам, оставшимся здесь в ожидании других времён.
Лаврушин следил за движением ожившего пространства, зная, что когда настанет зима, момент этот вернётся к нему немного загадочным и верным теплом ушедшего.
Когда Сергей немного отошёл от ствола, березка стала осыпать его листьями, тоже о чём-то говоря. Вспомнив, что во время дождя иногда бывает радуга, он оглядел небо. Там, в стороне противоположной закату, в небе намечался какой-то блеск. Пара шагов к югу - подальше от застилающих небо ветвей – и он увидел её!
Она была не очень яркая – давала себя знать завеса дождя, но форма её была безупречна! Левый край радуги уходил в третий лог, правый упирался в поляну. Дождь, уходя с запада на восток, потихоньку слабел, и от этого правильный полукруг радуги стал чистым и ярким. Внезапно вспыхнула мысль: «Да это же ворота! Вот бы вбежать…» и тут же Сергей сорвался с места.
С точки зрения геометрической оптики затея была бессмысленна. Если бежать за радугой, концы ее будут удаляться, но человек не стал об этом думать.
- Если успею, пока она не погаснет – то сбудется! – решил он и побежал к восточному краю поляны. Загадал желание.
- Счастья, радости, мира для всех – и бесплатно!
Когда он пустился в погоню за радугой, края её, как и следовало из принципов геометрической оптики, побежали тоже. Время от времени Сергей бросал на них взгляд и снова опускал голову – чтобы не видеть.
Почти добежав до елей, Лаврушин увидел, что дождь вот-вот кончится. И - вот интересно! – радуга была совсем рядом. На фоне тёмной стены елей её левый край был в каких-нибудь десяти-пятнадцати шагах.
«Куда? – Нет, лучше направо» - и точно, только Сергей повернул голову, как увидел радугу совсем близко. Казалось до неё можно дотянуться руками – правый край искрящейся разноцветной дуги упирался в моховую по-душку возле ближайшей ели.
Вытянув руки вперёд, Сергей бросился туда – и только он вскочил на пружинящий мох, как попал в тень ели.
- И всё-таки я её ухватил!
Странно, но он ничуть не запыхался. Отойдя чуть назад, Сергей увидел, как слабыми, уже почти бесцветными искрами светилось пространство там, где была Радуга.
- Выходит, она есть всегда, только мы её не видим, - подумал человек, счастливо улыбнулся и пошёл домой…
***
ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРОЩЕ ВРЕМЕНИ?
СНЫ И НЕ ТОЛЬКО...
Как хорошо спится в старом, до последнего брёвнышка родном доме! Особенно зимой, когда за окном минус тридцать и чуть гудят провода. Тихо потрескивают, остывая, камни матушки-печки и кажется, что чьи-то добрые руки обнимают тебя – так тепло и уютно здесь!
Сколь бы ни длилось детство, однако и ему приходит пора уплывать в таинственную даль времён. Как часто вместе с ним уходит из нашей жизни то, о чём мы потом вспоминаем с грустной улыбкой…
К счастью для Сергея Лаврушина, детство его не покидало, оно просто опустилось вовнутрь – туда, где бьётся сердце. Зрелость свою он встретил в здравом уме и трезвой памяти и поэтому всегда помнил, как это – быть ребёнком. Любовь к теплу и уюту была частью его детства и, когда выпадала такая возможность, он просто ложился спать.
Долина его снов была полна таинства и разнообразия. Тёмные и светлые уголки её хранили великое множество странного, добро и зло проявлялись великим множеством форм. Всё здесь было настолько реально, что Сергей не всегда понимал, где сон, а где явь . Однако, чем более он взрослел, тем четче проявлялись детали, запечатленные на полотне его мира .
Когда Лаврушину исполнилось 35, у него начала проявляться странная особенность организма. Поскольку работа его была связана с умственным напряжением, Сергей иногда очень сильно уставал. Вернувшись домой, он ложился на свой любимый диван и буквально отключался. Длилось это от нескольких минут до часа, но был ли это сон? - Судите сами.
…Сергей лежал на спине. Обращенные ладонями вверх руки едва касались бедер. В соседней комнате работал телевизор, мама что-то там смотрела, но это не мешало Сер-гею. Слыша всё, что происходит вокруг, он ощущал, как всё его тело пронизывает поток. Тело было прозрачно и как будто не материально, однако Лаврушин чётко ощущал движения, происходящие в нём: ритмично работало сердце, струилась кровь по сосудам, о чём-то бормотал желудок…
Внезапно Сергей осознал, что видит. Видит трещинки на потолке, малейшие не-ровности которого вставали перед взором, как будто приближаясь к нему всякий раз, ко-гда Сергей обращал на них внимание. И всё это с закрытыми глазами!
«…ничего себе…» - равнодушно проговорил ум. – «ОП! Вот это да!»
Научившись спокойно реагировать на происходящее, Сергей все чаще наблюдал, как из странной, казалось бы нереальной глубины на поверхность сознания поднимаются образы. Они приходили к нему и раньше: на грани сна и яви родились лучшие из его стихов, решения проблем, связанных с работой Сергея также являлись оттуда.
Постепенно осознаваемая, росла новая действительность, в которой нашлось место идеям, взятым из книг, мечтам и стремлениям, изначально ему присущим…
*
Здесь необходимо сделать небольшое отступление.
Когда Лаврушин только начинал свою практику, его привлекали феномены. Как и у всякого, сделавшего первый шаг на пути познания скрытой реальности, эти феномены были многочисленны и разнообразны . Если в подробностях записывать каждый такой случай, потребовались бы десятки (а то и сотни) страниц текста . Понимая, что феномены представляют собой лишь проявление какого-то очень простого принципа, он стремился дойти до сути происходящего.
Но как это сделать? Явления физического мира мы изучаем, воспроизводя условия, при которых они происходят. Для этого достаточно умственного вмещения, понимания и простых действий наших рук. Однако, в нашем случае при одних и тех же физических условиях все происходило по-разному. Следовательно, должно быть нечто, присущее человеку и это необходимо учитывать при исследованиях.
*
«Правильный образ жизни – вот залог успеха», - так говорили и говорят многие. Однако, что следует считать правильным, а что нет? Если под правильностью подразумевается «не пить, не курить и женщин не любить», то как человечество может выбраться из той ямы, в которую оно попало? Кто будет жить на Земле, где всё будет «правильно»?
К тому же общеизвестны примеры великих духовных учителей, ведущих жизнь вполне обычную – вовсе не богов!.. У них были и есть семьи и, хотя никто из них не злоупотреблял, скажем, алкоголем, но никто и не шарахался то туда, то сюда, подобно идеологам «трезвого образа жизни».
Примерно так рассуждал Сергей.
*
Лаврушин всё время ходил вокруг да около. Стремление к постижению тайной сути явлений и, с другой стороны – стремление к ощущениям. Не сказать, что он не понимал двойственности своих устремлений. Ещё как понимал!
И насколько мучительна была эта раздвоенность между преходящим и Вечным, настолько глубокими были его переживания.
Ему часто говорили: «Отчего ты так серьёзен? Откуда эта грусть? – Живи весе-лее!» И эти люди были по своему правы! Но ведь это были другие люди…
А в это время в груди его полыхал огонь! Великий бой, прекрасный и напряжен-ный, он постепенно менял внутреннюю суть молодого человека.
Конфликт внутреннего и внешнего становился тем очевиднее, чем сильнее Сергей стремился объединить повседневность с тем заветным, что покоилось в глубине души.
А иного Сергей и не представлял! – Ответьте сами – зачем жить? Только пить, есть и спать? Только бороться? - За что?...
- За что бороться и как жить? – ум бился над этими вопросами постоянно, но полу-чая ответы на них – принимал ли он то, что «сваливалось невесть откуда»? – Чаще всего нет!
Критичность по отношению к себе у молодого человека доходила до того, что делала его порою беспомощным. Не принимая интуитивных прозрений, не доверяя себе самому, Лаврушин отказывал себе в самом, по сути, главном!
*
Между Землей и Небом много сил и, чтобы не стать игрушкой ветров, нужно либо прочно стоять на земле, либо обрести крылья…
Не станем утомлять читателя излишними подробностями, да и не все можно сказать во всеуслышание. У каждого есть свой Тайный Путь и проходит он его один.
Скажем только, что иногда этот путь прям, как полёт стрелы. Так бывает, когда душа, пришедшая в этот мир, уже готова воспринять накопления прошлого. В ином случае обретение самого себя связано с ударами судьбы, с потрясениями основ жизни конкретного человека.
*
Именно на изломе, когда, казалось бы всё рушится, а прежняя жизнь представляется чем-то эфемерным, прорезается голос Духа.
Иногда он подобен дуновению ветерка, иногда в голосе его слышны раскаты грома. Он не похож ни на что в этом мире. Голоса всех птиц и зверей, шумы городов, грохот льдин и плеск океанов, свист пуль и песня матери – всё это, взятое Одной Рукой и включенное в Один Оркестр, плюс что-то совершенно невообразимое…
Когда он приходит, нет страха.
Будущее представляется ясным, причины происходящего открыты взору существа, но где оно, это существо?
- Океан с мириадами огоньков, потоки невыразимой силы, мощно и нежно несут, будто баюкая, что-то лучистое, крохотное и оно, с удивлением взирая – миллионами глаз! – на происходящее, как будто растворяется в Вечном …и всё же живёт! – живёт, в невыразимой своей сути оставаясь собою…
На место «как?» приходит «могу!» и мощь эта исходит из сердца.
Сердце наше – не просто клубок мышц. И не только «пламенный мотор». Мудрость, которую способен постичь человек, та, что в тайных учениях Востока неизменно сопрягается со словом «Любовь» - она живёт, именно живёт в спокойной и трепещущей глубине сердца.
- Однако, - спросите вы, - на что же тогда способен ум?
- Когда открывается сердце, ум ему подчиняется и действует безошибочно. Ум и сердце - лук и стрелы, стрелок, полёт стрелы и сама цель. Убедиться в этом можно, лишь проделав самостоятельно часть пути к своей внутренней сути. Часть, ибо предела движению нет!
Как нет и двух одинаковых во всех деталях путей.
Можно лишь сказать, что и обретя видение, человек остаётся человеком. Он по-прежнему живёт в мире, полном тревог и страстей, в мире, где бывает всякое.
На Востоке говорят, что ум наш состоит из двух частей: ум животный и высший.
Животный ум, называемый Кама-Манасом, тесно связан с желаниями и отражает в себе низшую природу Человека. Высший же ум , Буддхи-Манас, постоянно несёт на себе свет Духа и является передаточным звеном между духовной и животной составляющими. Именно он, в сочетании с двумя высшими принципами человеческой природы, несёт секрет бессмертия Существа.
Ум – в единстве этих двух составляющих, связан с нашим сердцем. Оттого и содрогается оно – то от страсти, то от прилива божественного света. «Сверху» и «снизу» идущие потоки постоянно пронизывают его. Страдая и торжествуя, учится сердце вме-щать в себе целый мир.
- Сколько времени на это понадобится?
- Какого времени? Того ли, что летит подобно птице? Того ли, что тянется? Того ли, что проходит незаметно?
Когда наш герой впервые узнал об этом, он спросил: «А как поверить сердцу? Не обманет ли оно меня?»
Тот, с кем он говорил, поднял на него взор, полный синевы. Достаточно было и этого взгляда, однако в тишине комнаты всё же прозвучали слова: «Необходимо рисковать. Иначе не будет ничего…»
Чувство Правды, то странное чувство, пришедшее к молодому человеку в пору его личных драм – оно было одним из первых даров сердца, тогда ещё только начавшего пробуждение. Неудивительно, что при всех рисках нашего непростого дня, Сергей обманывался довольно редко. Интуитивное понимание постепенно проникало в его жизнь. Укрепившись в доверии к Сердцу своему, он – наконец-то! – обрёл постоянство…
*
Так в чём же состояла новая реальность Сергея Лаврушина и как проявлялась она?
На излёте 4-го десятка лет своей жизни молодой человек поверил в эту реальность.
Найдя в себе самом источник своих бед, он обрёл и источник силы. Не сразу, но он начал распознавать, что исходит изнутри, а что снаружи. И вместе с тем граница внутреннего и внешнего стала для него лишь некой условной чертой, которая будучи подвижной, смещалась то «ближе к центру», то «дальше от него».
Мысли! Наши мысли определяют будущее …и даже прошлое. Не те, подобные сонным мухам и не те голодные крысы, что атакуют человека, входящего в безмолвие, в созерцание – эту стадию Сергей благополучно миновал . Мысли, легко и свободно текущие, первые образы, что приходят к нам при пробуждении. Первые и чистые, они горят, подобно маячкам, освещая путь туда, куда нужно идти.
*
…Ещё пять секунд назад Сергей куда-то летел. Стремительность движения, на острие которого он был, радость немыслимых виражей …и вдруг всё это начинает исчезать!
Улетучивается, подобно капле эфира, оставляя за собой след из остатков впечатлений: стремительность и сила, характерные ощущения летящего ещё звучали в теле Сергея.
Не открывая глаза, дыша совсем, как во сне, он осторожно, какими-то тонкими движениями Разума тянул нить из Страны снов – оттуда – сюда – в надвигающийся на него день.
Явное и неявное плавно переходили друг в друга, как это было несколько часов назад – во время отхода ко сну. Почти не прикладывая усилий, как бы играя Сергей направил лодку своего сознания в сторону восхода и поток сознания понёс его в новую реальность грядущего дня.
Пространство, в котором он находился, не было ни тёмным, ни светлым. Однако в нём горели какие-то огоньки. В нём, в этом пространстве были …даже не направления, …не законченные, не обретшие чётких очертаний контуры, образы того, что возможно.
Осторожно и ласково касаясь – чего?! – какими-то немыслимо тонкими лучами, как руками он плёл узор дня. Представляя и в то же время избегая излишней конкретизации .
- Однако ж, что это так серо за окном? Небо было затянуто пеленою облаков и городок, погруженный в утренний сон, являл собою вид довольно-таки унылый.
*
Шагая по Серебрянской, Сергей представлял, как солнце нежно-розовыми мазками лучей подкрашивает облака, как постепенно тает облачная пелена.
И вот, представьте себе: за те полчаса, пока он шёл, небо почти очистилось! Облака, дотоле хмурым слоем висевшие над землёй теперь разошлись и, расположившись по краям горизонта, были румяны, как девичьи щёчки. А посредине горела звездами синяя чаша!
Радостно оглядев всё это великолепие, Сергей вошёл в проходную…
***
-------------------------------------------------
[36] - Кстати говоря, большинство людей во время сна не понимают, где сон, а где явь. У нашего же героя, как всегда, все не как у людей… [37] - Лаврушин даже начал составлять карту страны снов. Начал… и оставил это занятие, т.к. запечатлеть на плоскости листа взаимоперекрывающиеся реальности оказалось делом довольно-таки трудным. [38] - Надо заметить, что иногда все же первые шаги происходят и без каких-то отчетливых манифестаций. Одна-ко, здесь мы рассматриваем случай обычный, происходящий с обычным человеком, живущим в обычных условиях. [39] - Причем каждый эпизод чем-то всегда напоминает предыдущий. Отличия накапливаются медленно. Прорывы, иногда происходящие, есть просто результат работы в иных состояниях сознания, которые настолько отличаются от повседневного, что остаются почти незамеченными. Мы понимаем, что происходит нечто, но что и как ? [40] - Не надо просто обращать на них внимание. Наша привычка ответной реакции только придает им энергию, ради чего, собственно, они и приходят. [41] - Жестких связей не должно быть слишком много, иначе произойдёт эффект переопределения будущего. При этом высвобождается энергия, рвущая связи, так что результат становится непредсказуем…-------------------------------------------------
