Там жили: мои родители, отцова два младших брата и две сестры. Отцу было двадцать шесть лет. Стояло жаркое лето. Заболел четырёхмесячный первенец родителей. Ребёнок стал вялым, безразличным, таявшим на глазах. Решили свозить его к врачу в город. Отец уехал с ним. К вечеру вернулся домой и сообщил со слов врача, что ребёнок безнадёжен, скоро умрёт. Родители восприняли это с тяжёлым сердцем, особенно мама. На другой день ребёнок умер.
Родители сфотографировались у гробика. Так от папы осталось единственное фото. На нём даже чужими людьми он признан красивым. На ночь, умершего, уложили в гробике в маленький пристрой, через стенку с конюшней, а со стороны конюшни улёгся четырнадцатилетний папин брат Альфред.
Вдруг среди тёмной ночи загрохотало, кто-то усиленно бился в стену. Альфред обомлел, ничего не понимая, но, превозмогая страх, ринулся навстречу грохоту. Там стихло, но начался такой же резкий шум с другой стороны. Альфред побежал туда. И там стихло, но начался шум в другом месте. Суматоха продолжалась. Казалось, этому беснованию не будет конца.
А в это время папа в беспокойстве высунулся из окна: «Это ты, Альфред? »
- «Нет. Я не понимаю, не знаю, что делать».
Папа вышел в тёмный двор, разыскал старую чашку, налил в неё керосин, оторвал от попавшей в руки тряпки полосу, бросил в чашку, поджёг. И приложив, сомкнутые руки к груди, стал читать на своём немецком с диалектом языке «Отче наш». Эта молитва у всех христиан одна и та же по содержанию. Стук стал постепенно стихать. Потом был один сильнейший удар – и всё стихло.
Что это было? До сих пор до конца не ясно.