Этот безумно смелый и отважный план родился у человека, который горел желанием свободы и мести. Само собой разумеется, что план мог быть выполнен только при условии строжайшей точности и строжайшей тайны.
Недаром каждый час дня 14 октября отдельно отмечен в дневнике Печерского. С утра он работал в одном из бараков, из окон которого был виден весь лагерь. Семь человек, работавших рядом с ним в то утро, ничего не знали о побеге. В соседнем бараке двадцать "восточников", подобранных по специальному списку, строили нары под руководством Лейтмана. В 10 часов Лейтман позвал Печерского и доложил ему о ходе дела:
- К четырем часам в портняжную мастерскую приглашен для примерки мундира унтерштурмфюрер Эрнст Берг. В четверть пятого туда же придет обершарфюрер Гетцингер (15-летний Томас Блатт – см. начало статьи – как раз и был тем человеком, который приглашал немцев). В сапожную мастерскую в четыре часа должен явиться унтершарфюрер Эмиль Шумахер. С унтершарфюрером Фридрихом Гаульштихом расправляюсь я собственноручно. Четырех немцев убьют во втором лагере, остальных ребята постараются как-нибудь зазвать в мастерские.
- Хорошо. Товарищей, которые взяли на себя уничтожение немцев, присылай ко мне по одному.
Через пять минут в барак, где я работал, зашел Калимали.
- Сегодня в три часа, - сказал я Калимали, - ты пойдешь в портняжную мастерскую. Возьми рубанок, стамеску и топор. Смотри, Калимали, промахнешься, - мы погибли. Понял?
- Да.
- Ну, ступай. Желаю счастья Я крепко пожал ему руку.
Через полчаса ко мне пришел Борис Цибульский, которому было поручено убийство гестаповцев во втором лагере.
- Борис, - сказал я ему, - время пришло. Я посылаю тебя на самый трудный участок. С тобой пойдут Михаил и Беня. Возьмите два топора. Бжецкий отведет вас во второй лагерь. Помни, Борис, ты начинаешь первый. Твой удар вдохновит всех. Если товарищи, идущие с тобой, боятся, замени их. Принуждения здесь быть не может.
- Не беспокойся Саша, они только ждут сигнала.
В два часа в первый лагерь явился неожиданно один из гестаповцев, взял "капо" Бжецкого и еще трех человек и повел куда-то. Страшная мысль - все открыто - поразила нас.
Через час выяснилось, что Бжецкого повели в норд-лагерь для укладки леса. "Капо" Чепик взял на себя поручение, данное Бжецкому: он отвел людей во второй лагерь для убийства гестаповцев.
Напряжение в лагере росло. Конспирация среди восставших была полная. Очень немногие из лагерников знали о предстоящем побеге, но многие ощущали неопределенную тревогу и почти все чувствовали, что можно верить этим молчаливым, толковым и сумрачным людям, недавно прибывшим в лагерь, и сговаривающимся о чем-то в стороне".
За два дня до побега был праздник Йом-Кипур. В лагере нашлись усердные молельщики. Один из заключенных обратился к кантору с вопросом:
- Почему вы молитесь Богу, чем он поможет вам? Молились бы Сашке (то есть Печерскому).
Он услышал такой ответ:
- Мы молимся Богу, чтобы Сашке все удалось.
Надежда просачивалась и сквозь молчание, и сквозь стену уныния. Разразившиеся 14 октября события нашли для себя подготовленную почву...
Первым был убит унтерштурмфюрер Эрнст Берг, явившийся в портняжную мастерскую на двадцать минут раньше, чем предполагалось. В тот момент, когда Берг снял с себя ремень с кобурой и пистолетом и начал примерять мундир, Калимали ударил его топором по голове. Труп немца бросили на койку и прикрыли одеждой. Нельзя без волнения читать в дневнике Печорского:
"Не было еще четырех, когда Калимали вбежал к нам в барак и положил передо мной пистолет. Мы обнялись.
- Теперь кончено, - сказал я. - Если кто-нибудь и захотел бы отступить, - поздно. Спасибо тебе, друг.
Калимали ушел. Внезапно поднялся смертельно бледный голландец и попытался выйти следом за Калимали.
- Куда?
- Хочу оправиться
- Назад. Подождешь. Товарищи, вам понятно, что происходит, - обратился я ко всем находившимся в бараке. - Смотрите за этим струсившим, не выпускайте его".
В девять минут пятого, в той же портняжной мастерской Семен Мазуркевич убил начальника всей охраны лагеря - Михеля. Одновременно в сапожной мастерской Аркадий Вайспапир убил начальника смертного лагеря обершарфюрера Гетцингера. В четверть пятого Цибульский доложил Печерскому, что свою задачу (уничтожение гестаповцев во втором лагере) он выполнил. Четыре гестаповца убиты, телефонная связь перерезана, выходы закрыты.
Наступила пора строить людей. Но Печерский медлил. Он надеялся, что удастся прикончить еще кого-нибудь из немцев.
В это время Шлейма Лейтман убил еще одного гестаповца (Фридриха Гаультштиха).
В половине пятого вернулся "капо" Бжецкий. Это было очень кстати: только "капо" могли, не вызывая подозрений, построить колонну. Оружия в руках у восставших оказалось немного: одиннадцать пистолетов, снятых с убитых, да еще шесть винтовок, которые жестянщики заранее припасли, спрятав их в водосточные трубы. Приходилось довольствоваться тем, что есть.
Без четверти пять Бжецкий дал сигнал, чтобы колонна построилась. На резкий свисток со всех сторон сбежались люди.
Начальник караула (немец с Поволжья) пытался загнать людей обратно в бараки, но был убит.
Толпа бросилась к оружейному складу. Сильный пулеметный огонь преградил ей дорогу. Печерский понял, что захватить оружие не удастся. Он крикнул:
- Товарищи, вперед!
Люди бросились за ним к офицерскому дому. Многие бросились в другую сторону к центральным воротам…
Что было дальше, вспоминает Алексей Вайцен:
— Я руководил группой, которая вступила в бой с охраной лагеря, чтобы безоружные люди в это время могли добежать до леса. У нас были свои снайперы, которые из захваченного оружия стреляли по вышкам. Телефонную связь и подачу тока на ограждения мы отключили заранее. Люди бросились рвать колючую проволоку лопатами. У кого было оружие, стреляли, у кого не было, бросали в охранников камни, засыпали им глаза песком. Прорвались за ограждения. Тут надо было на мины кидать доски и камни, чтобы они разорвались. Но, убегая, этого уже никто не делал. Первые, кто бежал, подрывались на минах. Их смерть давала возможность выжить другим.
За три недели в самый разгар войны в лагере Собибор было подготовлено и осуществлено восстание, окончившееся победой, — единственное успешное восстание узников лагерей смерти за всю историю Второй мировой войны.
Восстание это могло стать позором рейха. Администрация лагеря уничтожена, охрана разбита. Изможденные, едва державшиеся на ногах заключенные победили хваленую немецкую машину смерти. Около 400 узников вырвались на свободу. Они могли рассказать миру о происшедшем.
По приказу Гиммлера Собибор был стерт с лица земли. Всех узников, оставшихся в лагере, уничтожили. Ничто никому не должно было напоминать об этой фабрике смерти. Леса вокруг лагеря периодически простреливались пулеметным огнем с самолетов.
— Переправились через Буг, — продолжает Вайцен, — встретились с партизанами. Сначала я воевал в партизанском отряде имени Фрунзе, затем в Красной Армии, служил в полковой разведке, ходил в рейды. В 1946 году мотострелковая дивизия, в которой я служил, стала 76-й десантной. Стал десантником, в должности старшины десантной роты прослужил сначала в Пскове, а потом в Рязани еще целых 20 лет — до 1966 года, совершил 998 прыжков с парашютом, стал мастером по парашютному спорту, играл в футбол.
— О Собиборе я пытался забыть. После войны государство не очень жаловало тех, кто был в плену. Как будто это была вина плененных, а не самого государства. Даже ближним старался не рассказывать. Александру Печерскому повезло меньше, чем мне. Он тоже после лагеря воевал в партизанах и в Красной Армии. Но бдительные органы раскопали, что он был в плену. Борьба с немцами в Собиборе только усугубила его участь: пленный, и этим уже запятнавший как бы свою честь. Наша победа оказалась тогда никому не нужна, кроме нас самих. Александр Печерский был отправлен «для искупления своих грехов», а точнее, грехов государства, в штурмовой — штрафной батальон. Шансов остаться в живых там было мало. Он искупал «свою вину» кровью. Искупил. Во время очередной атаки штрафников его тяжело ранило. И только тогда появился документ о его «благонадежности». После войны он вернулся в Ростов, из которого уходил на войну. Но вплоть до 1953 года для бывшего пленного офицера Красной Армии и штрафника Александра Печерского не находилось работы. О его подвиге забыли. Кроме нас — тех, кто был с ним в Собиборе и остался жив. Я был у Печерского в гостях в Ростове. Жизнь не сломила его.
